ЛЕГЕНДА О ДОНЕЦКОМ КРЯЖЕ.

О том, что поверх Донецкого кряжа некогда сплошь плеска­лось море, оставив на воле лишь его закраины, свидетельству­ют и легенды, и находки географов и геологов. В совокупности своей они предстают как бы легендами-былями, в которых порой и не отличишь правды от вымысла. Ими-то и богата ис­тория Донецкого кряжа.

Не удержусь, чтобы не поведать об одной из них.

Случилось это в дремучую старину, еще в те времена, ког­да здешняя местность, на которой мы живем нынче, была мор­ским дном.

А у самого моря, на высоком скалистом обрыве стояла ма­ленькая хатка, сложенная из плоского камня-плоскача, добы­того из песчаных береговых обрывов. И жил в той хатке ста­рый-престарый, как этот мир, рыбак со своей внучкой. Как ее звали, сейчас уж никто и не упомнит, потому как немало воды утекло с тех самых пор и с той кручи прибрежной в море, и имя ее затерялось в тумане сивого прошлого. Известно лишь, что была она хороша собой, красавица из красавиц. А еще была горделива и смела. Местные парни и затрагивать ее побаива­лись. Девушка помогала состарившемуся деду. Бывало, зане­может тот, не в состоянии и на пропиток порыбалить, она тог­да сама выходила в открытое море и всегда возвращалась с неплохим уловом.

А в крохотном поселении, ютившемся у края леса дрему­чего, жил со своей прежде времени состарившейся матерью юноша — косая сажень в плечах, стройный, как тополь, креп­кий, как дуб. И силы был неимоверной. Односельчане расска­зывали, что однажды во время охоты он довбней — деревян­ным молотом — насмерть зашиб медведя.

Ему и приглянулась та девушка-красавица. Она же вроде не замечала его. В то время, как втайне от всех думала о нем, об этом пригожем да сильном юноше.

Как-то спозаранок, когда дедок опять занемог, вышла девушка на своем челне одна в море. Стояла тихая ласковая летняя погода. Забросила она невод, сидит себе и песенку поет, любуется морским переменчивым под нарождающимся солн­цем дальним окоемом...

Глядь, откуда ни возьмись, появилась стая акул. Вот уже они совсем близко, выпрыгивают высоко из воды, щерят пас­ти, неровен час и до нее доберутся.

И тут, словно бы из-под воды вырос, объявился рядом с нею парень-здоровяк. Размахнулся своей долбней, ахнул по голове одну акулу, она и ко дну пошла, еще взмахнул — и вто­рая только хвостом всплеснула, утопая. А остальные все-таки волчьей стаей обходят стороной, обступают челн. Выскочит из воды какая-нибудь из них у самого борта, пасть вовсю още­рит, норовя выхватить довбню. А в пасти у нее и сверху и сни­зу по несколько рядов небольшим зубов, крепких да острых. Ну, прямо тебе жернова! Вмиг разотрет в порошок, попадись только ей на зуб... Но парень знай молотит их по головам, только эхо над морем катится! А когда последняя исчезла в морской пучине, парень подплыл поближе к девушке, усмехаясь, по­клонился... Она ответила ему приятственной усмешкой, про­тянула руку. Он бережно пересадил ее в свой челн, а ее лод­чонку привязал к борту пеньковой веревкой, и они тихо, не спеша поплыли к берегу.

...С тех пор минуло много-премного времени. На том месте, где плескалось море, якобы у его когдашней кромки высится Дружковская гора. В давно выработанном в ней карьере, где добывали камень-известняк, песчаник, археологи нашли це­лое скопище акульих, не тронутых временем, зубов. Скелеты рыб истлели, а зубы, покрытые крепкой эмалью, сохранились.

А главное, скопище тех зубов вроде бы лежало как раз там, где когда-то юноша защищал от морских хищников девушку-красавицу... А еще ведь близ Дружковки обнаружили и ока­меневший тридцатиметровый скелет морского ящера. Так что, кто знает, может все так и было на самом деле, как поведано в легенде.

Легенды о Донецком кряже // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 159-161.


ЛЕГЕНДА О САРМАТАХ.

Впервые описал отчасти природу, отчасти людей южно­русских степей приморских — всю первобытность тогдашней здешней стороны, именуемой в то время Скифией, известный древнегреческий историк Геродот, творивший в V веке до на­шей эры и прозванный «отцом истории».

По его свидетельству, давным-давно, может, две, а то и три тысячи лет тому назад жили на свете воинственные женщи­ны амазонки. Невыразимый страх наводили они на те земли, куда делали набеги на своих летучих, ветровых конях. Никто не мог одолеть смелых воительниц.

Но в одном из многочисленных боев их победили эллины, захватили в плен, посадили на корабль. Надутые ветром па­руса погнали его по волнистым водам в неведомые для них края. Долго плыли пленницы.

Как-то ночью, когда все воины спали, воительницы убили сторожевых, перебили всех эллинцев и сбросили в морскую бездну...

Да вот незадача: никто из амазонок не умел править суд­ном. А тут, как на беду, поднялась буря на море, разыгрался шторм, он подхватил корабль и понес на белогривых волнах в темень ночи. Лишь на рассвете прибило их к неизвестному берегу.

Утром ветер стих, угомонилось море, выглянуло солнце. И стало видно, что вокруг, куда ни кинь взглядом, пластается дикая степь.

Амазонки взяли мечи, сошли на берег и двинулись степью наугад.

Через какое-то время они заметили табун лошадей, кото­рые паслись неподалеку в сочных и высоких, едва не скрыва­ющих их из виду, травах.

Не теряя времени, девушки поймали лошадок и поскакали в направлении скрытых огней, что выдавали себя вьющим­ся ввысь сизым дымком над заросшим доверху кустарниками и оттого малоприметным яром.

А как подъехали, оказалось, то были скифские воины. Ама­зонки враз окружили их и велели следовать за ними. Скифам понравились смелые и красивые воительницы. Они перешли с ними Танаис и остались там жить вместе. От их браков вро­де бы и пошло племя сарматов.

Легенда о сарматах // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 174-175.


ЛЕГЕНДА О СОЛИ.

Гадючий вырей, загадочный их край или земной рай — не то, что птичий. Птичий где-то на теплых водах, за пущами и за богатырями, а гадючий в Русской земле. Вот что про него рассказывают старые люди.

Пошла немощная девка в лес и провалилась в этот вырей. Провалилась, упала па дно, а гадюки как зашипят. А самая большая и, должно быть, самая мудрая из них, как зашипит на них — они все и замолкли. Сами же квелые, еле ползают.

И лежал там особняком серый камень. Вот какая гадюка ни подберется к нему, то и лизнет, и лизнет тот камень. И тут же убирается в сторону, да куда проворнее, чем подходила.

А та, старшая, возле той дивчины так и вьется да кланя­ется, кивком головы показывает, чтоб и она тот камень лиз­нула.

— Я, — рассказывала потом дивчина, — долго крепи­лась: аж девять дней! А потом и сама лизнула. И враз оклема­лась и голод пропал — даже есть не хочется.

А как пришло время гадюкам вылазить, все поразлазились кто куда. Старшая же встала дугой, а дивчина — на нее да и выбралась наружу.

Кто знает, возможно, серый камень и был первообразом того «лизунца», который делается из каменной соли для жи­вотных и поныне.

Змеи, они, известно, мудры! Не зря же в народе издавна бытует присловье: «Мудрый, как змея».

Не исключено, что первобытные и древние уже тогда до­гадывались о пользе соли и употребляли ее. Или инстинктив­но чуяли, перенимая повадки зверей.

Неведомым лишь осталось для нас, далеких потомков, ни первооткрыватель тогдашний, ни точная дата открытия этого полезного минерала, на какой так богат Донецкий кряж. Из­вестно лишь из пересказов, что солеварением занимались на речке Тор еще в XIII веке. А в XVI веке, при царе Иване Гроз­ном, якобы объявились первые поселенцы-солевары и на реке Бахмутке.

Легенда о соли // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 181-182.


ЛЕГЕНДА О КИНОВАРИ.

А относительно киновари, главной руды, из которой про­изводится ртуть и крупнейшие залежи которой были откры­ты на Донецком кряже, издавна существует легенда. Может быть, она была рождена древними первопоселенцами нашего края, еще до сарматов, наткнувшихся на эту диковину. И не­замысловата по своему содержанию, в чем-то перекликается со старыми украинскими и русскими сказками, а все ж свиде­тель о безымянных первооткрывателях, открывших в Донец­ком кряже этот бесценный минерал.

Кто его знает, когда это было, может, тысячу лет тому на­зад, может, две, а может, и больше.

В уютной долине быстротечного ручья, под высокой горой стояло на отшибе одинокое приземистое жилище, будто врос­шее в землю. В нем жила вдова, и у нее был сын, молодой здо­ровяк по имени Здолань. Отчего его звали на украинский ма­нер, а не на русский — Одоленем, все преодолевающим, мож­но только догадываться...

Был тот юноша из себя — что ясный месяц, такой краси­вой «вроды», как дуб крепок, смелый, как орел, быстрый, как лань, а работящий — натуральная тебе пчела неусыпная. Мать любовалась им да радовалась на него, заботилась с любовью о нем, он же за материнскую ласку платил ей сторицей.

Как-то через леса дремучие и степи неоглядные, через высокие горы и долы широчайшие, через реки безбрежные и яры глубокие дошла, докатилась, долетела к ним молва недо­брая: якобы объявился в их малолюдном крае страшный, не­насытный дракон трехглавый. И не стало вроде от него нико­му житья — ни людям, ни зверям.

Услышал эту весть Здолань и опечалился. Весь день про­сидел на круче да все поглядывал на восток, туда, откуда до­неслась молва о трехглавом драконе.

Назавтра с утра он отправился к местному кузнецу. Три дня тот ковал для него меч, три дня острил его, а по окончании Здолань, поблагодорив кузнеца, попрощался с матерью и по­шел супротив восхода солнца. Долго смотрела загореванная мать вослед своему перводану, одинаку — перводанному и единственному сыну, подумки, то есть мысленно молилась, чтоб он живым-невредимым возвернулся к дому родному.

Долго ль шел Здолань, про то никому неведомо. Может и первозимье миновало, и первовесенье, и перволетье, кто зна­ет. Словом, не одни сутки он провел в пути. А кругом глухо­манная степь, безлюдная, зубры взрыкивают, да волки воют, да лают лисицы в первовечерние сумерки. А Здолань один-одним, один-одинешенек в этом, считай, первобытном мире, как первобытный, еще не впавший в первородный грех че­ловек.

Но вот перед его глазами вырос лес дремучий, а рядом — болото непролазное. Тем временем черные тучи стали завола­кивать небо, и на землю пала темень. А навстречу ему из того леса прожогом ринулись зайцы, олени, бобры и куницы, лисы и волки, медведи и лоси — зверье лесное словно от страшного пожара спасается, хотя вокруг все мраком покрыто, ни про­блеска.

Догадался Здолань, что это их выгнал из лесу страх: где-то, видать, затаился первовиновник бедствия, о котором дошла до них с матерью, в их дальнюю сторонку сбивчивая молва, — зверь тот самый о трех головах, что истреблял и людей, и зве­рей.

Глядь, — а из-за необхватных деревьев чудище выползает встреч ему — преогромное, прямо исполинское и, ни дать ни взять, при трех головах со светящимися глазами. И всеми тре­мя грозно щерится. И из каждой пасти зубы торчат. Не зубы — мечи настоящие!

Увидел и змей смельчака, закачал всеми головами в раз­ные стороны и прошипел:

— С-счас я тебе первогостки устрою! Первое гощенье, раз уж препожаловал в мои владения.

Все ближе, ближе подползает тварь эдакая.

Поднял бесстрашный юноша меч острый и двинулся ему навстречу.

А дракон как дохнет — так огнем и обдаст всего его, как ударит хвостом по столетнему дереву — ровно стебелек ка­кой мигом срубит!

Да не робкого десятка был юноша. Бросился к нему, взмах­нул мечом — и покатилась голова змея в травы высокие, зашелестела в них буреломно.

Ух, взвился дракон от боли и от люти, зашипел что есть мочи по-змеиному, аж с придыхом нутряным. А кровь из него летучая брызгами крупными рванулась ввысь, а потом тяже­лыми сгустками упала на землю, но едва ударилась, вновь сде­лалась, как живая, забегала разнокапельно из стороны в сто­рону и тут нее впиталась ею, даже следа не осталось. Дракон же отряхнулся, рана на одной из его шей вмиг затянулась на­мертво, как если бы головы и вовсе не было. Худо было бы, вырасти вместо нее новая. Да, по всей видимости, первовинов­ник бытия — Создатель, Бог! — все ж учел это, хотя с тремя головами явно переусердствовал или недоглядел. И уже сно­ва готов к схватке дракон, быстро отошел от оторопи.

Ну, и юноша лишь подивился его крови, которая живучими каплями в земле бесследно пропала, а сам зорко стережет каждое движение супротивника коварного, который норовит и этаким боком, и переэтаким макаром изловчиться и хвата­нуть его какой-нибудь из уцелевших пастей зубастых — толь­ко щелк, щелк, да все мимо, все с промахом. Ловким и уверт­ливым оказался юноша. Не по зубам дракону — и все тут!

Долго они бились. Вкруг них от леса только щепки лежа­ли. И земля была вся в глубоких выбоинах.

Вот Здолань выбрал подходящий момент, изловчился и подпрыгнул к самой пасти да мечом — бах! И покатилась вто­рая голова, разбрызгивая живую кровь по земле, которая ее моментально и вбирала в себя, как желанную влагу.

Устал хлопец до смерти, чует, по ногам дрожь от слабости пробежала. А змей лютует, еще пуще, одноголовый, беснует­ся. Того и гляди, хапнет его в свою бездонную, ненасытную пасть.

Вспомнил хлопец о матери, которая его ждет не дождется, глаза уж наверняка повыглядела и слезы все повыплакала, припомнил и то, как напугала всех в их округе весть о трех­главом людоеде и зверееде, мыслию обратился к первоотцу своему, праотцу всего их рода, о коем столько понарассказывала ему еще бабка, всякий раз припоминая его в бесконеч­ных россказнях о том, как двинулся он в рогожных постолах от самого Днепра на восток — обживать дикие степи, и вскоре сделался перводомцем — лучшим из лучших хозяев, — и от всего этого, внезапно прихлынувшего к нему, у молодца силы воспрянули, махонул он мечом изо всей мочи — и бултых­нулась в болото последняя драконова голова, только крова­вые бульбашки поскакали по его чавкой зелени и опять же пропали, как и предыдущие, в его мертвой пучине без следа и признака на поверхности. Канули, как там и были!

А вконец выморенный Здолань плюхнулся на вытолоченную с корнями траву и провалился в сон без сновидений, пря­мо мертвецкий.

Когда он проснулся, из-за темных туч, которые, едва он глянул на них, начали расходиться, проглянуло солнце, выс­ветило поляны в лесу. То здесь, то там стали появляться зве­ри из недавнего сумрака, весело защебетали птицы. И лес буд­то облегченно вздохнул утренним туманцем — сизым возду­хом свежим так и обдало молодца, бодря его и восстанавливая утраченные силы.

... Много ли, мало утекло с тех пор времени, может, и целая вечность, об этом известно, видимо, одному Богу.

Как-то в той местности, где когда-то одолел Здолань дра­кона, объявились первые рудознатцы, знающие толк в рудах, спрятанных в Донецком кряже и по другим всюдам, и стали искать в земных недрах загустелые брызги драконовой кро­ви. И нашли-таки белые твердые породы искомые, а в них — зернистые вкрапины червонного колера, схожие на капли от­вердевшей крови.

Это была киноварь — очень ценная руда для изготовле­ния столь необходимой людям ртути. А по научному рудоз­натцы прозвали ее греческим словом «киннабери», что озна­чало — драконова кровь.

. Легенда легендой, а некое подобие ртутного рудника на Донецком кряже впервые было заложено в 1879 году. И свя­зывают его с именем перво-наперво русского горного инже­нера А. В. Миненкова.

А заложен был рудник неподалеку от тогдашнего села Никитовки, возникшего из слобожан Зайцеве, запорожского поселения еще 1776 года, благодаря усердию и радениям Ни­киты Яковлевича Девятилова, в честь которого и названо это село.

В здешних окрестностях, в мало обжитой степи, как раз и наткнулся Миненков на необычные камни с ярко-красными вкраплениями — породу с содержанием киновари. Кстати, это слово и с арабского «кинабарис» тоже переводится как «кровь дракона», не только с греческого. Миненков приложил немало усилий и для разведки, и для разработки найденного им место­рождения. И он, конечно же, первооткрыватель! А потом к нему присоединился другой горный инженер, вроде бы немец, некто А. А. Ауэрбах, на капитал которого и был выстроен в 1885 году на землях зайцевских крестьян уже настоящий, мощный ртут­ный рудник. Его-то и считают первым в Донбассе.

По значимости, по ценности для человека капля ртути мо­жет сравниться, пожалуй, с каплей крови. Не драконовской, разумеется, а человеческой! А тем более, что капля ртути, как говорится об этом и пишется, содержит в себе и блага цивили­зации, и ее историю.

Легенда о киновари // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 189-193.