* * *
Проста моя осанка,
Нищ мой домашний кров.
Ведь я островитянка
С далеких островов!
Живу — никто не нужен!
Взошел — ночей не сплю.
Согреть чужому ужин —
Жилье свое спалю!
Взглянул — так и знакомый,
Взошел — так и живи!
Просты наши законы:
Написаны в крови.
Луну заманим с неба,
В ладонь — коли мила!
Ну, а ушел — как нé был,
И я — как не была.
Гляжу на след ножовый:
Успеет ли зажить
До первого чужого,
Который скажет: «Пить».
Август 1920
* * *
Есть в стане моем — офицерская прямость,
Есть в ребрах моих — офицерская честь.
На всякую муку иду не упрямясь:
Терпенье солдатское есть!
Как будто когда-то прикладом и сталью
Мне выправили этот шаг.
Недаром, недаром черкесская талья
И тесный ременный кушак.
А зорю заслышу — Отец ты мой родный! —
Хоть райские — штурмом — врата!
Как будто нарочно для сумки походной —
Раскинутых плеч широта.
Всё может — какой инвалид ошалелый
Над люлькой мне песенку спел...
И что-то от этого дня уцелело:
Я слово беру — на прицел!
И так мое сердце над Рэ-Сэ-Фэ-Сэ-Ром
Скрежещет — корми — не корми! —
Как будто сама я была офицером
В Октябрьские смертные дни.
Сентябрь 1920
Волк
Было дружбой, стало службой.
Бог с тобою, брат мой волк!
Подыхает наша дружба:
Я тебе не дар, а долг!
Заедай верстою вёрсту,
Отсылай версту к версте!
Перегладила по шёрстке —
Стосковался по тоске!
Не взвожу тебя в злодеи, —
Не твоя вина — мой грех:
Ненасытностью своею
Перекармливаю всех!
Чем на вас с кремнем-огнивом
В лес ходить — как Бог судил, —
К одному бабьё ревниво:
Чтобы лап не остудил.
Удержать — перстом не двину.
Перст — не шест, а лес велик.
Уноси свои седины,
Бог с тобою, брат мой клык!
Прощевай, седая шкура!
И во сне не вспомяну!
Новая найдется дура —
Верить в волчью седину.
Октябрь 1920
* * *
Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе
Насторожусь — прельщусь — смущусь — рванусь.
О милая! Ни в гробовом сугробе,
Ни в облачном с тобою не прощусь.
И не на то мне пара крыл прекрасных
Дана, чтоб нá сердце держать пуды.
Спеленутых, безглазых и безгласных
Я не умножу жалкой слободы.
Нет, выпростаю руки, — стан упругий
Единым взмахом из твоих пелён,
Смерть, выбью! — Верст на тысячу в округе
Растоплены снега — и лес спален.
И если всё ж — плеча, крыла, колена
Сжав — на погост дала себя увезть, —
То лишь затем, чтобы, смеясь над тленом,
Стихом восстать — иль розаном расцвесть!
Около 28 ноября 1920
* * *
Знаю, умру на заре! На которой из двух,
Вместе с которой из двух — не решить по заказу!
Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!
Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!
Пляшущим шагом прошла по земле! — Неба дочь!
С полным передником роз! — Ни ростка не наруша!
Знаю, умру на заре! — Ястребиную ночь
Бог не пошлет по мою лебединую душу!
Нежной рукой отведя нецелованный крест,
В щедрое небо рванусь за последним приветом.
Прóрезь зари — и ответной улыбки прорéз...
— Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!
Декабрь 1920
Роландов Рог
Как нежный шут о злом своем уродстве,
Я повествую о своем сиротстве...
За князем — род, за серафимом — сонм,
За каждым — тысячи таких, как он,
Чтоб, пошатнувшись, — на живую стену
Упал и знал, что — тысячи на смену!
Солдат — полком, бес — легионом горд,
За вором — сброд, а за шутом — всё горб.
Тáк, наконец, усталая держаться
Сознаньем: перст — и назначеньем: драться,
Под свист глупца и мещанина смех —
Одна из всех — за всех — противу всех! —
Стою и шлю, закаменев от взлёту,
Сей громкий зов в небесные пустоты.
И сей пожар в груди тому залог,
Что некий Карл тебя услышит, Рог!
Март 1921
Ученик
Сказать — задумалась о чем?
В дождь — под одним плащом,
В ночь — под одним плащом, потом
В гроб — под одним плащом.
1
Быть мальчиком твоим светлоголовым, —
О, через все века! —
За пыльным пурпуром твоим брести в суровом
Плаще ученика.
Улавливать сквозь всю людскую гущу
Твой вздох животворящ —
Душой, дыханием твоим живущей,
Как дуновеньем — плащ.
Победоноснее царя Давида
Чернь раздвигать плечом.
От всех обид, от всей земной обиды
Служить тебе плащом.
Быть между спящими учениками
Тем, кто во сне — не спит.
При первом чернью занесённом камне
Уже не плащ — а щит!
(О, этот стих не самовольно прерван!
Нож чересчур остёр!)
...И — дерзновенно улыбнувшись — первым
Взойти на твой костер.
15 апреля 1921
2
Есть некий час...
Т ю т ч е в
Есть некий час — как сброшенная клажа:
Когда в себе гордыню укротим.
Час ученичества — он в жизни каждой
Торжественно-неотвратим.
Высокий час, когда, сложив оружье
К ногам указанного нам — перстом,
Мы пурпур воина на мех верблюжий
Сменяем на песке морском.
О, этот час, на подвиг нас — как голос,
Вздымающий из своеволья дней!
О, этот час, когда, как спелый колос,
Мы клонимся от тяжести своей.
И колос взрос, и час веселый пробил,
И жерновов возжаждало зерно.
Закон! Закон! Еще в земной утробе
Мной вожделенное ярмо.
Час ученичества! Но зрим и ведом
Другой нам свет, — еще заря зажглась.
Благословен ему грядущий следом
Ты — одиночества верховный час!
15 апреля 1921
3
Солнце Вечера — добрее
Солнца в полдень.
Изуверствует — не греет —
Солнце в полдень.
Отрешённее и кротче
Солнце — к ночи.
Умудрённое — не хочет
Бить нам в очи.
Простотой своей тревожа —
Королевской,
Солнце Вечера — дороже
Песнопевцу!
Распинаемое тьмой
Ежевечерне,
Солнце Вечера — не кланяется
Черни...
Низвергаемый с престолу,
Вспомни — Феба!
Низвергаемый — не долу
Смотрит — в небо!
О, не медли на соседней
Колокольне!
Быть хочу твоей последней
Колокольней.
16 апреля 1921
4
Пало прениже волн
Бремя дневное.
Тихо взошли на холм
Вечные — двое.
Тесно — плечо с плечом —
Встали в молчанье.
Два — под одним плащом —
Ходят дыханья.
Завтрашних спящих войн
Вождь — и вчерашних,
Молча стоят двойной
Черною башней.
Змия мудрей стоят,
Голубя кротче.
— Отче, возьми в назад,
В жизнь свою, Отче!
Через всё небо — дым
Воинств Господних.
Борется плащ, двойным
Вздохом приподнят.
Ревностью взор разъят,
Молит и ропщет...
— Отче, возьми в закат,
В ночь свою, Отче!
Празднуя ночи вход,
Дышат пустыни.
Тяжко — как спелый плод —
Падает: «Сыне!..»
Смолкло в своем хлеву
Стадо людское.
На золотом холму
Двое — в покое...
19 апреля 1921
5
Был час чудотворен и полн,
Как древние были. Я помню — бок ó бок — на холм,
Я помню — всходили...
Ручьев ниспадающих речь
Сплеталась предивно
С плащом, ниспадающим с плеч
Волной неизбывной.
Всё выше, всё выше — высот
Последнее злато.
Сновидческий голос: Восход
Навстречу Закату.
21 апреля 1921
6
Всё великолепье
Труб — лишь только лепет
Трав — перед тобой.
Всё великолепье
Бурь — лишь только щебет
Птиц — перед тобой.
Всё великолепье
Крыл — лишь только трепет
Век — перед тобой.
23 апреля 1921
7
По холмам — круглым и смуглым,
Под лучом — сильным и пыльным,
Сапожком — робким и кротким —
За плащом — рдяным и рваным.
По пескам — жадным и ржавым,
Под лучом — жгущим и пьющим,
Сапожком — робким и кротким —
За плащом — следом и следом.
По волнам — лютым и вздутым,
Под лучом — гневным и древним,
Сапожком — робким и кротким —
За плащом — лгущим и лгущим.
25 апреля 1921
Первое Солнце
О первое Солнце над первым лбом!
И эти — на Солнце прямо —
Дымящие — черным двойным жерлом —
Большие глаза Адама.
О первая радость, о первый яд
Змеиный — под грудью левой!
В высокое небо вперённый взгляд:
Адам, проглядевший Еву!
Врожденная рана высоких душ,
О Зависть моя! О Ревность!
О, всех мне Адамов затмивший — Муж:
Крылатое Солнце древних!
10 мая 1921
Разлука
1
Всё круче, всё круче
Заламывать руки!
Меж нами не версты
Земные, — Разлуки
Небесные реки, лазурные земли,
Где друг мой навеки уже —
Неотъемлем.
Стремит столбовая
В серебряных сбруях.
Я рук не ломаю!
Я только тяну их —
Без звука! — Как дерево — машет — рябина —
В разлуку,
Вослед журавлиному клину.
Стремит журавлиный,
Стремит безоглядно.
Я спеси не сбавлю!
Я в смерти — нарядной
Пребуду! твоей быстроте златоперой
Последней опорой
В потерях простора!
Июнь 1921
2
Смуглой оливой
Скрой изголовье!
Боги ревнивы
К смертной любови.
Каждый им шелест
Внятен и шорох.
Знай, не тебе лишь
Юноша дорог.
Роскошью майской
Кто-то разгневан.
Остерегайся
Зоркого неба!
Думаешь — скалы
Манят, утесы,
Думаешь — славы
Медноголосый
Зов его — в гущу,
Грудью на копья?
Вас восстающий —
Думаешь — топит?
Дольнее жало —
Веришь — вонзилось?
Пуще опалы —
Царская милость!
Плачешь — что поздно
Бродит в низинах.
Не земнородных
Бойся — незримых!
Каждый им волос
Вéдом на гребне.
Тысячеоки
Боги, как древле.
Бойся не тины —
Тверди небесной!
Ненасытимо —
Сердце Зевеса!
25 июня 1921
3
Тихонько,
Рукой осторожной и тонкой,
Распутаю путы:
Ручонки, — и, ржанью
Послушная, зашелестит амазонка
По звонким, пустым ступеня́м расставанья.
Топочет и ржет
В осиянном пролете
Крылатый. — В глаза — полыханье рассвета.
Ручонки, ручонки!
Напрасно зовете:
Меж нами — струистая лестница Леты.
27 июня 1921
4
Седой — не увидишь,
Большим — не увижу.
Из глаз неподвижных
Слезинки не выжмешь.
На всю твою муку —
Раззор — плач:
— Брось руку!
Оставь плащ!
В бесстрастии
Каменноокой камеи,
В дверях не помедлю —
Как матери медлят:
(Всей тяжестью крови,
Колен, глаз —
В последний земной
Раз!)
Не крáдущимся перешибленным зверем —
Нет, каменной глыбою
Выйду из двери —
Из жизни. — О чем же
Слезам течь,
Раз — камень с твоих
Плеч!
Не камень! — Уже
Широтою орлиною —
Плащ! — и уже по лазурным стремнинам
В тот град осиянный,
Куда — взять
Не смеет дитя
Мать.
28 июня 1921
5
Ростком серебряным
Рванулся ввысь.
Чтоб не узрел его
Зевес —
Молись!
При первом шелесте
Страшись и стой.
Ревнивы к прелести
Они мужской.
Звериной челюсти
Страшней — их зов.
Ревниво к прелести
Гнездо богов.
Цветами, лаврами
Заманят ввысь.
Чтоб не избрал его
Зевес —
Молись!
Всё небо в грохоте
Орлиных крыл.
Всей грудью грохайся,
Чтоб не сокрыл.
В орлином грохоте —
О клюв! о кровь! —
Ягненок крохотный
Повис — Любовь...
Простоволосая,
Всей грудью — ниц...
Чтоб не вознес его
Зевес —
Молись!
29 июня 1921
6
Я знаю, я знаю,
Что прелесть земная,
Что эта резная
Прелестная чаша —
Не более наша,
Чем воздух,
Чем звезды,
Чем гнезда,
Повисшие в зорях.
Я знаю, я знаю,
Кто чаше — хозяин!
Но легкую ногу вперед — башней
В орлиную высь!
И крылом — чашу
От грозных и розовых уст —
Бога!
30 июня 1921
Маяковскому
Превыше крестов и труб,
Крещённый в огне и дыме,
Архангел-тяжелоступ —
Здорóво, в веках Владимир!
Он возчик и он же конь,
Он прихоть и он же право.
Вздохнул, поплевал в ладонь:
— Держись, ломовая слава!
Певец площадных чудес —
Здорóво, гордец чумазый,
Что камнем — тяжеловес
Избрал, не прельстясь алмазом.
Здорóво, булыжный гром!
Зевнул, козырнул — и снова Оглоблей гребет — крылом
Архангела ломового.
18 сентября 1921
* * *
Гордость и робость — рудные сестры,
Над колыбелью, дружные, встали.
«Лоб запрокинув!» — гордость велела.
«Очи потупив!» — робость шепнула.
Так прохожу я — очи потупив —
Лоб запрокинув — Гордость и Робость.
20 сентября 1921
МОЛОДОСТЬ
1
Молодость моя! Моя чужая
Молодость! Мой сапожок непарный!
Воспаленные глаза сужая,
Так листок срывают календарный.
Ничего из всей твоей добычи
Не взяла задумчивая Муза.
Молодость моя! — Назад не кличу.
Ты была мне ношей и обузой.
Ты́ в ночи начесывала гребнем,
Ты́ в ночи оттачивала стрелы.
Щедростью твоей давясь, как щебнем,
За чужие я грехи терпела.
Скипетр тебе вернув до сроку —
Чтó уже душе до яств и брашна?
Молодость моя! Моя морока —
Молодость! Мой лоскуток кумашный!
18 ноября 1921
2
Скоро уж из ласточек — в колдуньи!
Молодость! Простимся накануне.
Постоим с тобою на ветру.
Смуглая моя! Утешь сестру!
Полыхни малиновою юбкой,
Молодость моя! Моя голубка
Смуглая! Раззор моей души!
Молодость моя! Утешь, спляши!
Полосни лазоревою шалью,
Шалая моя! Пошалевали
Досыта с тобой! — Спляши, ошпарь!
Золотце мое — прощай, янтарь!
Неспроста руки твоей касаюсь,
Как с любовником с тобой прощаюсь.
Вырванная из грудных глубин —
Молодость моя! — Иди к другим!
20 ноября 1921
* * *
Слёзы — на лисе моей облезлой!
Глыбой — чересплечные ремни!
Громче паровозного железа,
Громче левогрудой стукотни —
Дребезг подымается над щебнем,
Скрежетом по рощам, по лесам,
Точно кто вгрызающимся гребнем Разом — по семи моим сердцам!
Родины моей широкоскулой
Матерный, бурлацкий перегар.
Или же — вдоль насыпи сутулой
Шёпоты и топоты татар.
Или мужичонка, нá круг должный,
Зá косу красу — да о косяк?
(Может, людоедица с Поволжья
Склабом — о ребяческий костяк?)
Аль Степан всплясал, Руси кормилец?
Или же за кровь мою, за труд —
Сорок звонарей моих взбесились —
И болярыню свою поют...
Сокол — перерезанные путы!
Шибче от кровавой колеи!
— То над родиной моею лютой
Исстрадавшиеся соловьи.
10 февраля 1922
На заре...
На заре — наимедленнейшая кровь,
На заре — наиявственнейшая тишь.
Дух от плоти косной берет развод,
Птица клетке костной дает развод,
Око зрит — невидимейшую даль,
Сердце зрит — невидимейшую связь...
Ухо пьет — неслыханнейшую молвь...
Над разбитым Игорем плачет Див.
17 марта 1922
|