ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

(от двух до пяти с половиной)


ПРЕДИСЛОВИЕ


Гунька репатриировалась в Израиль семи месяцев отроду, крепко обнимая ( необходимая сентиментальная деталь, но правда ) своего любимого резинового жирафа. Спала в люльке из двух сдвинутых аэропортовских кресел в зале ожидания в Будапеште. Над ней, вывешенные в ряд на полупрозрачной официальной ширме, сохли 11 пар ее мокрых штанов. Сидеть и стоять научилась в первой олимовской квартире в Хайфе, там же перешла на памперсы. В восемь месяцев пошла в израильские ясли. Славилась там невероятной скоростью ползания: никто не мог поймать. С тех пор переменила шесть детских садов. И... ничего. Хорошие сады были. Там Гунька училась говорить на иврите. А дома - по-русски.


На каком языке Гунька начала говорить раньше, мы так и не поняли. Первыми тремя словами ее были: «мама», «аба¹» и «дай²». Последнее часто сопровождалось визгом, в процессе которого уже было невозможно выяснить, чего ребенку не хватало, или, напротив, хватало чрезмерно.


Дома у нас иврит как язык общения был исключен. Уже в два с половиной года Гунька была убежденным апологетом этого исключения:

- Дедуля, говори по-русски! Это в садике «бе-мита³», а дома – «в кр-роватку»! (Очаровательное гортанное «р», которое никто из нас не в состоянии был воспроизвести даже приближенно).


Гунька начала говорить не рано, да и говорила не много. Но...как там у Бабеля: «Беня говорит мало, но он говорит смачно». Склонна Гунька к поискам логических связей и выстраиванию собственных философских картин окружающего мира. Не чужда юмора. Доброжелательна к окружающему.


Сейчас, когда пишутся эти строки, Гуньке пять с половиной лет. Мама ее (то есть я) не была ее скрупулезным историографом, и, каюсь, часто пропускала целые куски и сезоны; и все же тетрадку Гунька успела наговорить.

ГУНЬКА ОДУШЕВЛЯЕТ МИР

Существует мнение, что дети одушевляют окружающее с подачи взрослых: те очень активно поощряют такое мировосприятие у детей. Так или иначе, как многие дети, Гунька всегда была склонна к одушевлению окружающих реалий. Более того, я бы сказала, к их возведению в ранг равных себе персонажей.


Каждое утро, проходя мимо птичьего двора, двухлетняя Гунька, прислонив нос к решетке, вежливо осведомлялась:

- Курочки! Как вы поживаете? - и внимательно вслушивалась, стараясь понять ответ. Я думаю, она считала, что куры просто говорят на каком-то непонятном ей языке...


Активно внедряемая в Гунькино сознание всеми родственниками насущно необходимая идея о разделении пространства улицы на тротуар и дорогу для машин преобразовалась в следующее хокку (жаль, без традиционного указания на время года) :

- Здесь Алиса гуляет,

А там машинки гуляют.

Вон пикапа пошла...

(Алиса - это настоящее имя Гуньки).


Гунькины «пейзажные зарисовки» того возраста почти всегда сводятся к нахождению симпатичной персоны даже в самой скучной и обыкновенной картине :

- Во-он висит тряпка, зеленая, ма-аленькая... Тинок⁴.


В том нежном возрасте эта склонность к олицетворению часто приводила к некоторому недопониманию между нами. Однажды мама быстро (в рекордные по тем временам сроки) переодела на Гуньке весь ее боекомплект зимних штанов.

- Вот какие мы молодцы! - радостно сказала мама.

- Молодцы-ы... - нараспев повторила Гунька.

- Алиска, кто молодцы?

- Алиса молодцы, - ответ резонный.

- А еще кто молодцы?

- Штаны молодцы...


В два с половиной года Гунька постоянно выясняла отношения с продуктами питания. Делала она это так:

- Огурец! Ты меня любишь?

Или так:

- Иди сюда, суп! Я тебя съем!

Интересно, что даже когда исходно Гунька не считала какой-либо объект или явление живыми, достаточно было легкого толчка, чтобы Гунька с радостью изменила подход и увидела в объекте активную личность.

- Кто снег кинул? (снег как объект чужого действия, в полном пассиве).

- Он сам упал. (глагол «упал» для ребенка относим в первую очередь к обычным живым людям).

- Когда встанет? (снег как персонаж, активное действующее лицо).


В это же время Гуньку весьма интересовало, где живут облака. И даже собственные части тела Гунька считала отдельными персонажами со своим собственным мнением по ряду вопросов:

- Папуля, ты любишь мою ногу?

- Да, Алиска.

- Она тебя тоже любит.


А вот разговор уже четырехлетней Гуньки с собственными пальцами после раскрашивания:

- Пальчики, вы устали? Как вы болеете? Как у вас болит ваше тело?


Четырехлетняя Гунька не оставила прежнего стремления одушевить окружающее. Более того, ее персонажи стали еще более близки к людям, так как Гунька наделяла их совершенно человеческими эмоциями и предполагала в них жизнь, всецело равную человеческому бытию.


Вот она склеивает вместе магнитные фигурки в виде фруктов:

- У меня фрукты целуются.

Прагматичная мать:

- Вообще-то, Гуня, фрукты не целуются. Целуются только люди, когда любят друг друга.

- Фрукты тоже целуются и влюблены, зачем их обижать?


Вот Гунька едет в машине. На выбоине машину сильно качнуло:

- Почему колеса прыгают? У них там йом оледет⁵? И пирог под полом?


В четыре с половиной года Гунька, уже выучив всякие правильные, «взрослые» названия частей своего тела, с сожалением додумывала неудавшиеся по не зависящим от нее причинам олицетворения:

- А вот если бы глаза были бы на я-го-дицах, моя попа была бы живая, и жила бы без меня.


И, наконец, пятилетняя Гунька перенесла на своих олицетворенных персонажей усвоенные этические нормы:

- Ма-ама...У тебя седые во-олосы... Как они получаются? Что это вообще такое - седые волосы?

Мать:

- Старые...

Гуня, распевно:

• 
  Мы их будем уважа-ать...
  

От первого лица: не знаю, насколько я поощряла Гуньку одушевлять мир. Возможно, очень сильно: я и сама считаю фары глазами машин, а окна - глазами домов. У меня есть подруга, взрослая женщина и мать двоих детей, которая не может есть «дубоним⁶» - картофельных медвежат. Она их жалеет. Я бы сказала, что такая крайность кажется мне предпочтительнее противоположной.


ГУНЬКА И СОЦИУМ


Гунька по складу характера всегда была ребенком экстравертным. Она с удовольствием слушала окружающую жизнь и живо усваивала принятые в ней социальные штампы. Еще в два года она огорошила некоего родственника, задавшего ей традиционный вопрос:

- Алиска, ты мальчик или девочка?

Видимо, такая постановка вопроса со стороны малознакомого человека Гуньку не удовлетворяла. Поэтому она назидательно сообщила:

- Алиса - маленький ребенок!


Члены семьи тоже неоднократно сталкивались с неожиданными примерами хорошей социальной ориентации. В те же два года при одевании очередных штанов (может создаться впечатление, что основной функцией матери при Гуньке было переодевание штанов, но приходится идти на этот риск) Гуня с матерью исполнили следующий диалог:

- Ну, Гуня, где одна нога?

- Вот!

- Где вторая?

- Вот!

- Где третья?

- Нету...

- Нету? - мать застегивает какие-то пуговицы и всецело поглощена этим занятием. - А что ж у тебя есть?

Ребенок задумывается. Пауза. И вдруг радостное заявление:

- Папуля! Работает в БЕЗЕК⁷!

В два с половиной года семейство научило Гуньку распознавать марки машин; мать - чтобы развивать аналитическое восприятие, а дед - просто так, ради собственного удовольствия. Однажды дед с Гуней отправились на прогулку и встретили автомобиль неизвестного внешнего вида.

- Это «Форд», - сообщила Гунька.

- Откуда, ты Гуня, знаешь?

Гунька ткнула пальчиком в характерную овальную эмблему и презрительно разъяснила оторопевшему деду:

- Это «Форд», и написано: «ФОРД».

Деду потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что, в действительности, ребенок не умеет читать по-английски, а просто повторяет слова, обычно относимые взрослыми к знакомой эмблеме.


Правда, тут случались и обломы. В один прекрасный день Гунька усвоила новое слово: дядя Леша - мамин НАЧАЛЬНИК. Содержания за этим словом еще никакого не было - так, табличка. Спустя какое-то время она произнесла следующий замечательный монолог:

- Вот чай! Мама будет пить чай! Вот чай, а вот чайник! - и вдруг, растерянно и грустно: - А дядя Леша - НА ЧАЙНИК...

Действительно, если вдуматься - непонятная вещь...


Гунька в этом возрасте вполне могла разбудить семейство в полседьмого утра тревожным криком из детской кроватки:

- Мамуль! Мамуля! Я опаздываю!


Она отлично усвоила также характерные семейные напутствия, не понимая их причин. Перемешавшись в ее голове, они выглядели так:

- Мамуль, возьми кошелек, а то холодно.


В три года Гунька впервые осознанно переехала на новую квартиру. Это было задумчивое и плодотворное время. Многое переосмысливалось. Ребенок ходил томный и произносил речи:

- Ты знаешь что? Небо всегда наверху бывает... Ты знаешь что? Человек все растет, и ему становится больше лет... Ты знаешь что? По-моему здесь наверху, ну, в Гило⁸, не только русские, может быть, тут и ивриты есть?!


В три с половиной года, когда Гунька уже знала, где работает мать, восторга это не вызывало:

- Мамуль! Работай в махоне⁹ по чуть-чуть... А то ты уста-анешь!

В четыре года ревнивая Гунька попыталась честно выяснить отношения:

- Мама, что у тебя лучше, я или работа?


Когда Гуньке было четыре с половиной года, бабушка спросила ее:

- Гуня, как ты думаешь, кто старше - я или Анна?

(Анна - это Гунькина нянька, энергичная женшина шестидесяти лет от роду.)

- Конечно, Анна, - уверенно ответила Гунька.

- Почему ты так думаешь? - решила уточнить бабушка. Полученный ответ сбил ее с ног и несколько разочаровал:

- Ну, у тебя же есть работа, а у нее нет.


В том же возрасте Гунька активно обрабатывала информацию о выработанных обществом способах идентификации личности. Выглядеть это могло несколько неожиданно:

- Ой, Алиска, как ты красиво построила! Это теремок?

- Нет, это домик. Фамилия - Теремок.


К этому же периоду принадлежит замечательное «вахтенное расписание» нашего семейства, изложенное Гунькой просто, отчетливо и безжалостно:

- Бабуля занимается делом. Мамуля занимается компьютером. Я занимаюсь игрушками. Папуля занимается видиком. Дедуля занимается куревом.


От первого лица: незадолго до того, как Гуньке исполнилось 5 лет, а именно в День Независимости 1994 года, я, наконец, узнала, зачем я произвела ее на свет. Ребенок, возбужденный гуляньями и своим большим участием в социальной жизни, так прямо мне и сообщил:

- Мам, я так тебя люблю! Такое тебе огромное спасибо, что ты меня родила! Если бы ты меня не родила, я бы никогда не увидела салюта!

Ну что ж, затем и затевали...

ГУНЬКА И ЕЕ ДРУЗЬЯ

Когда Гуньке было два года, в ее жизни появилась Сандра. Гунька ходила в это время в маленький садик очень плохого района города Иерусалима. Вопреки опасениям мамы, в садике была очень хорошая воспитательница и единственный(!), кроме Гуньки, олимовский¹⁰ ребенок. Ребенок этот - девочка Сандра, старше Гуньки на 9 месяцев - был такого высокого качества, что стал играть совершенно особую роль в Гунькиной жизни.

Девчонки подружили мам. Спустя несколько месяцев семейства разъехались на разные концы города. А любовь осталась. Виделись редко - хорошо, если раз в месяц. Иногда вели телефонные беседы. Что загадочно - никогда так и не отвыкли друг от друга.


Всегда очень интересно было наблюдать первый момент их встречи. Сближение. Точка замирания. Тревожное противостояние. Признали! В момент «признания» друг друга они по очереди подпрыгивали:

сначала одна - и снова замерла, - потом другая - и замерли обе... И тут начинали вместе говорить с середины фразы:

- ...а у меня карта большая на стене, пойдем, покажу...

- ...половину этой бамбы¹¹ можешь съесть, я дарю тебе...

Ныне девчонки (Сандра уже ходит в первый класс) пишут друг другу письма. По-русски. Гунька, увлекающаяся сейчас азартными играми всех мастей - картами, домино, трик-траком, и даже крестиками-ноликами - выразила общую идею этой переписки следующим образом:

- Мама, я Сандре письмо написала.

- Молодец, так вот и будете писать друг другу: она - тебе, ты - ей, потом снова она тебе.

Глаза у Гуньки вдруг затуманиваются:

- Ага, мама... Ага... Я - она, я - она, я - она... А кто останется, тот проиграл!


Характерологически они антиподы: Сандра интраверт, в характере с самых раннних лет проявлялись целеустремленность и недетская стабильность взглядов. К тому же она существенно старше Гуньки, выше ростом, темнее волосами, и всегда выглядела в этой паре настолько же серьезнее, насколько имя Сандра выглядит серьезнее имени Гунька.

Наверное, поэтому, они отлично дополняли друг друга в совместной деятельности и никогда не ссорились. К примеру, в ситуации совместного похода в Лунапарк роли в этом дуэте часто напоминали супружескую пару на отдыхе в Европе (« Ах, дорогой, как это замечательно, как это было эстетично! Я постигла все величие древних римлян! А что мы будем делать сегодня, дорогой? - Супруг, попыхивая сигарой, резко поворачивает руль лимузина: - Мы направляемся в Венецию! - Ах, Венеция! Как это замечательно!»)

Сохранилась даже фотография: щебечущая Гунька с сияющей мордой вполоборота к Сандре, которая, щурясь из-под шикарной кепки, лихо поворачивает руль карусельной машинки.


Больше всего нам - мамам - нравилось подслушивать разговоры девушек между собой. Это общение приносило самые неожиданные перлы. Как-то раз Гунька навестила Сандру на новом месте жительства. Гуньке было 3 года и девять месяцев, Сандре, соответственно, 4 с половиной. У ограды детского сада нам довелось подслушать следующий светский разговор:

Сандра:

- Это наш сад. Я в него хожу. Вот площадка. Мы там играем. Вот горка. Мы катаемся. И вот вообще, мы тут гуляем.

Гунька (осматриваясь, светски-протяжно):

- А... где вы ту-ут... дере-етесь?

Сандра, несколько ошарашенно:

- Ммм... Там, внутри. В помещении.

Гунька, явно не поняв слова «помещение», по-прежнему очень светски, покровительственно:

- Внутри-и? А... кого вы ту-ут... дере-етесь?

Тут тема начинает волновать уже и Сандру. Она взволнованно говорит по существу:

- Есть мальчик один... Плохой! Зовут Бен. Он мне глаз подрал!

Показывает глаз. Гуня, азартно: - А ты ему чтО выбила?!


Конечно, большая часть диалогов не содержала столь милитаристской тематики. Напротив, наши девушки были весьма склонны к совместным романтическим экзерсисам. Как-то раз (в возрасте вокруг пяти лет), возвращаясь с пикника, они сидели бок о бок на переднем сиденье тендера, крепко привязанные к креслу, и созерцали вечернее небо. На шоссе было шумно, а девушки сидели так близко друг к другу, что разобрать, кто именно говорит, было невозможно. Тем не менее, текст был примерно такой:

- Эта звезда добрая!

- Эта добрая!

- Она нам светит!

- Светит, чтоб мы знали, куда ехать!

- Она нам светит, чтоб мы знали, куда ехать!

- Ой! Куда это она?...

- Это вообще самолет.

- Это не звезда, а самолет.

- Звезды не летают.

- А вот звезда.

- Она нам светит ( и так далее).


Другие ровесники в гунькиной жизни до нынешнего возраста всегда имели несколько неясный статус, менялись в садах с неуловимой глазу быстротой. Среди Гунькиных «подружек» бывали совершенно разные дети. Когда Гунька пошла в ган хова¹², с ней и вовсе произошел казус на эту тему.

- Гуня, - спрашивает ее мама, - в новом саду твоем есть знакомые дети из старого сада? Какие-нибудь подружки твои?

- Да, - с непонятным матери смутным сомнением говорит Гунька.

- Много?

- Сейчас скажу... Четыре, кажется. Нет, три.

- О! И как же зовут твоих подружек, этих девочек?

Неожиданно у Гуньки делается несчастное выражение лица.

- Их зовут... Их зовут...

- Ну?

- Их зовут... (Совсем несчастное лицо): Коби, Нир и Натанэль!

- Так это же мальчики! - удивляется мать.

- Ну да, мама. Но ты же сначала не сказала: девочки. Ты сказала: подружки.


Интересным персонажем в гуниной жизни был мальчик по имени Дима на 4 года старше нее. Дима был ребенок чрезвычайно развитый и умный, посещал школу для одаренных детей и часами просиживал в библиотеке. Знакомя его и пятилетнюю Гуньку, матери не очень-то надеялись, что эти отношения сложатся и принесут кому-то из них особое удовольствие - слишком велика была разница. Считалось, что Димка поиграет в компьютер, а Гунька будет это созерцать. Велико же было удивление мам, когда на исходе вечера они услышали из детской дружный гам, хохот и топот. А происходило, как выяснилось, там следующее. Дети - оба - стояли на ковре в странных позах с согнутыми ногами и разведенными в стороны руками. Гунька говорила:

- Давай летать! - и мячиком подпрыгивала вверх.

Димкаа повторял это телодвижение, и в глазах его сиял восторг открытия.

- Она права! - обратился он к вошедшей матери, - это же полет!!

- Ну так чего ты ждешь? презрительно сказала Гунька. - Лезь на мамину кровать - и летай!


Старший брат }Димы, необычайно успешный {старшеклассник{ по }имени Илюша, одно }время }занимался с шестилетней {Гунькой }}{математикой – развивающе-дополнительно, так{ {сказать. Вот уж где была любовь! У Илюши было {{несколько {таких {учеников, но {Гуньку он в ряд ни с {кем} не }мог поставить и обожал }несоразмерно. В результате их занятия приобретали {{несколько {изысканный вид.

- Это так{-то и так{-то, ты поняла? – спрашивает Илюша.

- ... Да-а... Ясно-о,... – {как{-то {слегка отсутствующе тянет {Гунька, }внимательно изучая илюшин светлый лик{ - образ юного принца и }мечты всех {десятиклассниц.

- {Скажи тогда, {как{ будет, если на два поделить?

- ...Пятьдеся-ат,.. – тянет {Гунька по-п}режнему совершенно отсутствующе, все так{ же не сводя глаз с }{геометрического центра илюшиной }физиономии, так{ что он }{автоматически проводит {рукой по лицу в {поисках {непорядка.

- Правильно, }молодец! А если на три?

- Я очень хочу тебя-а... ЗА НОС УКУСИТЬ! – вдруг энергично говорит {Гунька, {резко возвращаясь к{ действительности.

- Ну, {укуси,... – обреченно соглашается Илюша. Через пар