https://electroinfo.net

girniy.ru 1 2 ... 6 7

Виктор Кочетков



ВЕТЕР ВРЕМЕНИ


Рязань



2012

Кочетков В. А.


Эта повесть – художественный вымысел.

Все совпадения имен, названий,

событий – абсолютно

случайны…


Ветер времени


Часть 1


Теплый апрельский вечер мягко и незаметно опустился на потемневшие от легкого моросящего дождя городские улицы. Спешащие автомобили чуть слышно шелестели по мокрому асфальту, подмигивая друг другу огнями стоп-сигналов, и окутываясь мельчайшей водяной пылью, уносились в переливающуюся разноцветными гирляндами светофоров сумеречную даль. Растворялись, растекаясь широкими потоками, и медленно пробирались в наполненный яркими сполохами центр мегаполиса.

Витя Кочемазов – молодой человек крепкого сложения и приятной наружности, бодро шагал по влажному тротуару, с упоением втягивая весенний сырой воздух и вглядываясь в сияющую панораму вечернего города. Хорошее настроение вливалось с запахом весны, с ласковым шепотом легкого ветра, с шорохом просыпающихся от зимней спячки деревьев, с улыбками молодых девушек, идущих ему навстречу и прячущих в озорных глазах шалые искры лукавого женского любопытства. Слегка покачивая большой спортивной сумкой, не смущаясь, смотрел в лица прохожих, дружелюбно кивая, если встречались взглядами. В голове крутился беззаботный назойливый мотив, и Виктор мысленно подпевал неведомому исполнителю, коверкая английскую речь и нарушая музыкальный ритм.

Казалось, совсем недавно, поздней осенью, вернулся он со службы, отдав Военно-морскому флоту три года жизни, находясь за Полярным кругом и охраняя рубежи Отечества. Три долгих года не видел родного города, родителей, младшей сестры, старых друзей…

Много чего случилось за это время. После окончания техникума встретил необыкновенную, как ему казалось, девушку. Чувства были сильными, и как-то незаметно получилось, что она оказалась в интересном положении. И хотя знал – осенью идти служить, но все же, поступил как благородный идальго. Привел ее к родителям и объявил своей невестой. Крику, конечно, было много, но в октябре сыграли свадьбу, а через месяц, оставив рыдающую, с уже заметно округлившимся животом жену, он с тяжелым сердцем, зажав в кулаке повестку, явился с вещами в военкомат…


Весной родился сын, и Виктор ходил радостный, показывая всем желающим фотографию любимой с младенцем на руках. По два-три раза в неделю получал он письма, сгорая от любви и нежности, считая тянущиеся дни. Время, хоть и медленно, но все же, шло. Срок службы увеличивался, а количество писем постепенно уменьшалось. Наконец, за полгода до демобилизации, поток корреспонденции от обожаемой супруги иссяк окончательно. Витя в величайшем волнении забрасывал почтамт тревожными телеграммами, уходящими будто бы в неизвестность. Родители ничего вразумительного не отвечали, и он обо всем догадался сам. Горькое чувство измены надолго поселилось внутри, разъедая тоской душу и оскорбляя любовь, все еще томившуюся в разбитом сердце.

На суд Витя не пошел. Развели и без его присутствия. Зато состоялся долгий и бестолковый телефонный разговор. На вопрос «почему?» было сказано предельно откровенно:

- Потому, что Он взрослый обеспеченный человек. Потому, что у Него есть квартира, машина и дача. Потому, что Он без ума от нее. Потому, что Он хочет усыновить ребенка. Потому, что у тебя нет ничего, жить нам было бы негде. И к тому же все твои мысли только о спорте. Человек ты, в общем-то, бесперспективный, и неизвестно, любишь ли меня так же сильно как Он? Ведь за три года все могло измениться…

Виктор понял, что говорить не о чем. Спасибо на алименты не подала, но за это, категорически запретила видеться с ребенком, мотивируя тем, что пусть, мол, сын думает, будто Он – его родной отец.

Вите, конечно, все это было дико слышать. Но поразмыслив, подумал, что нет худа без добра. Зато теперь он свободен. Свобода заключалась в том, что по утрам ходил на работу, а вечерами пропадал в зале штанги, терзая себя железом и пытаясь запредельными нагрузками прогнать печальные мысли о неудавшейся семейной жизни.

Конечно, встречи с друзьями, вечеринки, редкие знакомства – все это было. Но как-то не особо радовало это. Не расслабляло. Он все думал о жене, о сыне… И вот сегодня, сейчас, вдруг, понял, что жить – хорошо, что все вокруг – твое, все – для тебя. А прошлое – лишь какой-то странный, никому не нужный сон. Морок…


Виктор свернул к своему микрорайону и весело, чуть не вприпрыжку, зашагал по пустынной темной пихтовой аллее ведущей прямо к его пятиэтажному дому. Все вокруг было родное и знакомое. Здесь он родился и рос, знал все закоулки наизусть. Шел, вспоминая школу, детство. Тихая радость переливалась внутри. Деревья и кустарники двигались навстречу, поблескивая в слабом свете фонарей каплями искрящейся влаги. Было таинственно и тихо. Одинокие прохожие попадались редко, кутались в капюшоны и скорым шагом терялись в темноте.

Уже подходя к своему подъезду, Витя заметил что-то необычное, какую-то тень, недвижно лежащую под мокрым кустом. Не думая ни о чем, подошел ближе. Наклонился, чтобы лучше рассмотреть – и в ужасе отпрянул назад. На земле распростерся лицом вниз мертвый человек. Одетый в старую телогрейку, ватные штаны, заправленные в кирзовые сапоги, он лежал на животе, неловко подвернув под себя руки и уронив голову прямо в грязь. Желтая вязаная шапочка сбилась на затылок, выделяясь светлым пятном на фоне столь мрачной трагедии. В спину несчастного с нечеловеческой силой был всажен по самую рукоятку огромный нож. Прохожий был повержен предательским ударом сзади внезапно, врасплох… Видимо, он не успел даже вскрикнуть, умерев мгновенно. Без сомнения нож пробил сердце, и бедняга даже вряд ли что-нибудь осознал.

Виктор понял это сразу, представив, как некто страшный замахивается, сжимая в руке смертельное оружие. Радостное настроение тут же испарилось, уступив место пугающей тревоге и томительной безысходности.

- Что же теперь делать? Бежать домой, звонить в милицию? А вдруг убийца где-то здесь, прячется за соседним кустом? Вон шевельнулись ветки…

Он стоял, беспомощно оглядываясь и оторопев от страха. А человек внизу лежал неживой, остывший. Пожилой, видимо, мужчина. Наверняка осталась семья, дети, может внуки…

- Вот как бывает… - думал про себя Витя, не замечая, что говорит вслух.

- Живет человек, детей воспитывает, жену любит… Деньги зарабатывает. Шел, видимо с работы домой, а тут тебе – нож в спину. Эх, бедняга ты, бедняга! Он присел перед убитым, сокрушаясь, что ничем уже не может помочь.


- За что же тебя так?

За соседним кустом кто-то вскочил, раздался оглушительный детский смех. Несколько мальчишек выскочили, согнувшись, держась за животы, и хохотали без остановки, убегая с места происшествия.

Виктор понял, что его просто-напросто разыграли подростки. С досадой пнул ногой труп, и тот легко отлетел, набитый старым тряпьем. Наконец, до него дошел смысл немудреной шутки, и он долго смеялся, представляя себя со стороны. Настроение опять поднялось, и он с легким сердцем пошел домой.


Утром следующего дня Виктор в красках рассказывал коллегам по работе о случившемся казусе. Мужики-обвальщики добродушно смеялись, поражаясь находчивости и остроумию современного подрастающего поколения. Говорили, что в их годы шутки были гораздо скромнее. Больше всех веселился Серега Ильин, сам любитель всяческих розыгрышей и приколов – близкий друг и товарищ.

Познакомились они в спортивном зале. Только начался 1990 год, и Виктор метался в поисках работы. С завода, куда он устроился сразу после службы, его уволили по сокращению штатов. Не проработал и трех месяцев. В стране все более ухудшалась экономическая обстановка. Давно уже ввели талоны на продукты питания. Даже на спички, мыло и соль. Табак тоже выдавали по карточкам. Кроме того, говорун-президент задумал бороться с пьянством, объявив в стране чуть ли не сухой закон. Разрешалось лишь покупать по талонам литр водки или три бутылки дрянного вина в месяц. Магазины стояли с пустыми прилавками и если что-то привозили, то вмиг выстраивались километровые очереди и продукт расхватывали молниеносно. Несчастные, не успевшие отоварить свои талоны в текущем месяце, оставались ни с чем.

Зато разрешалось говорить о чем угодно, критиковать и возмущаться. Люди дружно ругали Советскую власть, коммунистическую партию, начальство, бюрократов. А по телевидению прямой трансляцией шли заседания съездов, партконференций, хозактивов… Разгорались нешуточные телевизионные баталии, где все осуждали всех. Появилось множество утешителей-экстрасенсов. Один чудак заряжал через телевизор воду, другой, всего лишь взглядом, лечил любые заболевания, собирая стадионы страждущих исцеления, третий чародей энергичными пассами рук, перед телекамерами, легко оживлял давно усопших. Зрелищ хватало, хлеба – нет. Народ в невиданных количествах гнал самогон, варил из голых костей борщ и перебивался в основном картофелем, изредка пытаясь разнообразить рацион мясопродуктами сомнительного качества. Денежная инфляция уже медленно раскручивала свою беспощадную спираль. Кое-где задерживали заработную плату. Люди помаленьку дичали, не видя внятных перспектив. Выходили на улицы, митинговали, поддерживая неизвестных ораторов.


В зале, где Виктор тренировался, появился высокий громила. До двух метров роста не хватало каких-то пустяков. Весил детина немало – восемь с половиной пудов. Но характер имел веселый и общительный, и очень быстро нашел со всеми общий язык. Сергея для удобства единодушно стали называть Малышом. Постепенно они сдружились, обнаружив множество общих интересов. Серега был чуть старше, женат, и работал на мясокомбинате обвальщиком. Несмотря на то, что родился и вырос в глухом рабочем поселке, далеко от цивилизации и больших городов, выражался вполне культурно и грамотно. Много читал и неплохо разбирался в истории. Помнил немало стихотворений из поэзии русских классиков, цитировал на память запомнившиеся строки из Омара Хайяма и Мольера, и вообще удивлял своими познаниями в самых различных областях. Признался, что в юности увлекался журналом «Наука и техника», и бывало, ставил неожиданными вопросами в тупик сельских учителей. На службе в пограничных войсках серьезно пытался изучать основы философии, мечтая со временем окончить какой-нибудь гуманитарный вуз. Впрочем, знания были поверхностными, но при случае Малыш мог вполне разумно и технично обсуждать практически любые темы, придавая лицу умный вид и многозначительно кивая головой. Вообще, неплохим актером был друг. Потребность в лицедействе обусловливал имеющийся у него пунктик, а может, это было такое хобби или неугомонная страсть…

Безобидное увлечение выражалось в виде необходимости фееричных побед над капризным женским полом. В ход шел весь разнообразный арсенал средств обольщения. От самых простых схем, до изысканно-артистичных постановок, особенно когда Сергей был в ударе. Будто матерый хищный паук плел он свои тенета, обволакивая липкой паутиной сладких, дурманящих неопытных дев, медоточивых слов. С небывалым пафосом произносились целые тирады. Восхитительные в своей образности сравнения туманили разум. Бесподобная музыка чуть хриплого вкрадчивого голоса, заставляла жертву трепетать в предчувствии необыкновенной, неземной развязки. Соблазнитель был очень галантен и нетороплив, выдерживая многозначительные паузы и тонко подводя катарсис. Искренне восхищаясь достоинствами очередной дуэньи, искуситель, легкими невесомыми движениями пальцев, разрешал себе небольшую разведку боем, и если не встречал сопротивления, или же оно было незначительным, постепенно переходил в наступление по всему фронту, не забывая устную артподготовку. Такова была основная диспозиция.


Но конечно не обходилось без изящной импровизации, ибо не каждые дамы оказывались морально неустойчивыми. В таких случаях совратитель вставал на одно колено, изображая учтивого гусара. Медленно, с достоинством целовал барышне руку, прижимая ее к своему пылающему сердцу и склоняя в глубоком поклоне голову, замолкал, остро чувствуя момент. Затем с небывалой восторженностью и удивлением открывал для себя божественную красоту тонких пальцев, поражаясь хрупкой гармоничности кистей гибких рук и пропорциональности узоров папиллярных линий узких ладоней, вспоминая учения хиромантов и предсказывая даме необыкновенное будущее счастье. Осыпая поцелуями волнительные запястья, с выражением и страстностью цитировал «Евгения Онегина». Или «Бородино». Или, бывало, Маршака… В зависимости от интеллекта и развития испытуемой. Обычно срабатывало, и женщина, не выдержав поэтического накала, без дальнейших церемоний тащила ловеласа в постель.

Если же что-то шло не так, и весталка по какой-либо причине упрямилась, Малыш, не вставая с колен, закрывал лицо широкой ладонью, смахивая якобы набежавшую слезу, отворачивался и надолго умолкал, сутуля в оскорблении спину и делая вид, будто очень огорчен и его просто неправильно поняли. Дама с жалостью смотрела на это большое животное, совершенно потерявшее голову от ее обаяния и красоты. И, как правило, примирительно оправдывалась, уже готовая полностью подарить ему себя. Но Серега не спешил, отвечая из-под ладони глухим расстроенным голосом, заставляя женщину чувствовать себя виноватой. Отрывочными фразами давал понять, что не имел в виду ничего такого, а всего лишь открыл душу, искренне наслаждаясь радостью общения…

- А тут… Недоверие… - в голосе обида, в горле спазм, губы дрожат.

- Как она могла такое подумать?.. – встает с колен, и согбенный, раздавленный, жалкий, идет в коридор…

- Что ж, пойду я. Не поминайте лихом… - жертва бросается на шею, покрывая небритое лицо страстными поцелуями и не пуская за порог. Серега молчит, прикрыв глаза и упиваясь ситуацией. Затем, изображая безудержное влечение, хватает распаленную девушку на руки и торопливо, как драгоценный трофей, несет в кровать, срывая по пути одежды…


Бывали, конечно, неудачи, но крайне редко, и с каждой победой опыт обольщения становился богаче. Секрет тут был простой. У любодея были свои принципы отбора кандидатур. Он никогда не знакомился с умными, красивыми, блистательными женщинами, так как вероятность неудачи в таком случае возрастала тысячекратно. К тому же, как правило, у них уже были неотразимые бойфренды. Серега выбирал девушек попроще внешностью, часто приезжих студенток, либо одиноких разведенных, мало на что претендующих дам, ценящих в мужчинах лишь животный магнетизм и необузданность грубой силы. Также поощрялись работницы сфер обслуживания и служительницы муз. Молодые учительницы, медсестры, воспитательницы детских садов тоже были в фаворе. Конечно, сильно полных и дев маленького роста Малыш старался игнорировать. Но остальные, а особенно высокие худощавые, напоминающие загадочных андрогинов, фемины, всегда были в почете.

Замужних женщин сознательно избегал и из мужской солидарности искренне осуждал измены жен. Один раз попал в очень неприятную ситуацию, о чем сильно сожалел и сокрушался, навсегда запретив себе подобные игрища.

Дебелая замужняя матрона, заманила его к себе в постель, уверив, что супруг в отъезде. В самый разгар любовных баталий Серега чутко уловил пронзительный скрежет ключа в замке.

- Муж вернулся! – задохнулась полнотелая нимфа. – Прячься! – но было уже поздно.

Малыш метался по спальне в одних семейных трусах, не зная куда бежать, торопливо хватая разбросанную одежду и с ужасом представляя, как разъяренный супруг разряжает в него из парабеллума всю обойму. С грохотом падали стулья, тревожно раскачивалась люстра, по полу катилась недопитая бутылка «Шардонне», высокие бокалы с остатками вина шатались и тонко дребезжали на ночном столике.

- Что происходит? – в спальню ворвался муж…

Немая сцена. Серега стоял, успев вдеть в штанину только одну ногу. Блудница лежала тихо, как мышь, притаившись и накрывшись с головой пуховым одеялом, оставив лишь щелочки для глаз, и с величайшим смятением следила за происходящими событиями.


Муж – невысокий лысеющий человек в костюме-двойке и фиолетовом галстуке, мгновенно оценил ситуацию. Он понял все. Шатнулся как от удара, но сориентировался быстро. Бесстрашно шагнул к раздетому сатиру. Малыш обреченно сжался, зажмурился, безвольно опустив руки… Он был в три раза больше и на полметра выше этого несчастного человека и мог бы без труда справиться с ним одним пальцем. Но стоял, покорно ожидая возмездия, ибо страшный груз вины и конфуз феерического провала не давали права даже взглянуть в глаза обманутого мужа. Но тот, неожиданно протянул руку:

- Владимир…

- Сергей – Малыш машинально ответил рукопожатием.

- Я очень прошу Вас Сергей, не ходите к нам больше… - человек грустно смотрел в лицо.

- Да… Да, конечно – Серега опрометью кинулся из спальни…

С тех пор, как только он видел флиртующую замужнюю женщину, перед ним вставали полные боли, страдания и невыносимой муки, глаза опозоренного супруга. И Малыш дал себе слово никогда не иметь отношений с чужими женами.


Что же двигало желаниями этого человека? Виктор не раз задумывался об этом, неоднократно наблюдая удивительные воплощения талантливого друга. Малышу был просто необходим неглупый компаньон, потому как волшебные феи обычно попадались парами и во избежание недоразумений, а также для отвлекающего маневра, приятель оказывался весьма кстати.

Важна была завязка, прелюдия, дебют, когда раскрывались характеры, находились точки соприкосновения, возникали взаимные симпатии. Допускался легкий обман, невинные недомолвки, искрометный гротеск. Шутки, забавные смешные истории, двусмысленные анекдоты, сыпались, будто из рога изобилия, все более очаровывая и удивляя прелестниц. Те и не замечали, как попадали в лукавые путы. Им также хотелось нравиться и обольщать. Помаленьку втягивались в процесс, сами расставляя немудреные ловушки и сплетая прозрачную паутину обаяния, используя женские хитрости, сверкая глазами, смеясь непринужденно и искренно. Томно прикрывали веки, опуская взор долу, поправляли без надобности прическу, мило жеманились, придавая лицу выражение то суровой неприступности, то полного расслабления и удовольствия, по-кошачьи выгибали спину, закидывали ногу на ногу…


Тосты, спичи, прибаутки – Серега вел застолье. Когда все уже доходили до нужной кондиции, Малыш предлагал танцы. Обычно девушки с восторгом соглашались, и первые пускались в пляс, стараясь показать себя во всем великолепии. Витя танцевать не умел и скромно сидел себе где-нибудь в углу, глотая горький дым болгарских сигарет. А друг отрывался, выделывая немыслимые па, и грациозно владея собственным телом. Превращался в галантного испанского кабальеро, изображал отважного пикадора, притворялся сицилийским карбонарием, становился аристократом на графском балу; нацепив черные очки, преображался в осторожного шпиона…

Преотлично танцевал ламбаду, лезгинку и менуэт. Вальсы и танго давались без труда. Но апогеем был медленный танец. Дама доверчиво прижималась к могучему плечу и пара мягко плыла, повинуясь чарующему узору музыкального рисунка. Кавалер что-то загадочно шептал, прильнув к раскрасневшемуся лицу танцовщицы. Сильные руки обвивали хрупкий стан, крепко и бережно прижимая к груди податливое тело. Девушка двигалась, будто в трансе, послушная воле коварного инкуба, закрыв глаза и полностью отдавая себя во власть всепобеждающего Эроса…


Жена Малыша догадывалась о его похождениях и временами устраивала грандиозные скандалы. Но все же, была женщиной неревнивой. К тому же совсем недавно у них родился ребенок, и она полностью погрузилась в заботы о наследнике. Серега очень гордился сыном и часто возил семью к себе на малую родину к родственникам. Супруга жаловалась на него, но свекровь утешала ее тем, что у них мол, в роду все такие. И действительно, и отец и дед и прадед Малыша, были известные в деревне ходоки и за свою жизнь соблазнили немало сельских чаровниц.

- Это у них наследственное. Гены. Ничего с этим поделать нельзя. Природа. Так что уж смирись голубушка – свекровь устало прикрыла глаза. - Уж как я со своим ни билась – бесполезно. Все они Ильины такие – кобели.

Сергей и уговорил Виктора идти на мясокомбинат в колбасный цех, на обвалку. И теперь они работали вместе. С раннего утра, обрядившись в накрахмаленные колпаки и белые халаты, нацепив сетчатые фартуки, надев на левую руку кольчужную перчатку, наточив до бритвенной остроты обвалочные ножи – вставали за конвейер, готовые к бою. Охлажденную говядину выкатывали из просторных холодильников, и Генка Копейкин с небывалой яростью разделывал огромные туши, швыряя на ленту задки, коробки, лопатки, шейки… Стоящие по обеим сторонам конвейера обвальщики – мужчины и женщины, хватали каждый свою часть и быстрыми расчетливыми движениями отделяли мясо от костей. Очищенные кости бросали в деревянную тележку, а мясо сталкивали в большую дыру разделочного стола. Успев поправить мусатом нож, хватали подъезжавшую лопатку или задок, и все повторялось вновь. Через пару часов тяжелой работы устраивали перекур. Рядом работал такой же конвейер со свининой, и еще два стояли обесточенными, подключавшиеся, когда шел большой поток мяса, или использовались для практического обучения студентов училища мясоконсервного комбината. Платили неплохо, но самое главное – было снабжение мясными продуктами по самым низким ценам, практически по себестоимости. На фоне нехватки продовольствия в стране и пустых прилавков магазинов – это было очень и очень кстати.


Конечно, народ на комбинате подворовывал. Не без этого… И людей можно было понять – у всех дети, родственники, знакомые, друзья. При поимке несунов наказание было одно – увольнение. Люди рисковали, придумывали всякие схемы, и вообще проявляли немалую смекалку.

Вырезали длинные ленты свежего мяса, заворачивали в полиэтилен, и вставляли в самодельные пояса, специально сделанные для таких случаев. В нужных местах были пришиты полоски искусственного меха, чтобы не застудить организм. Оборачивали талию, застегивали специальные крючки или пуговицы. Второй заряженный пояс пропускался между ног и крепился спереди и сзади к ремню. Затем одевалась одежда, а сверху шуба или пальто. Женщины на обвалке были в основном немолодые и пышнотелые, и умудрялись выносить на себе изрядное количество продукции. Тетя Рая, например, могла незаметно спрятать на своем теле до двадцати пяти килограмм. А вот сухонькая баба Таня несла чаще, но совсем понемногу. Зимой она ходила в огромных валенках. Никому и в голову не могло прийти, что там двойные стельки, где уютно притаились килограммовые куски чистейшей вырезки. У нее было множество внуков и пьющий зять. Никто ее не осуждал.

Малыш делал проще. Заворачивал мясную ленту в шарф, одевал, и смело шел через проходную. Наглые бабки-вахтерши бессовестно ощупывали его мощное тело, но до шеи дотянуться попросту не могли.

Женщины пробирались друг за другом гуськом. Первая незаметно передавала охраннице крупную купюру в двадцать пять или пятьдесят рублей, и тихо шептала: «три» или «пять». Вахтерша беспрепятственно пропускала троих или пятерых, а следующего обязательно останавливала и обыскивала.

Так, совершенно случайно, по дикому недоразумению, был взят с поличным старейший работник комбината, обвальщик с сорокалетним стажем, передовик производства и ударник коммунистического труда – Васька Буторин, тихий малопьющий семьянин, участник художественной самодеятельности и вообще прекрасный отзывчивый человек. Он шел замыкающим, неся на себе батон вареной колбасы. Батон терся между ног мешая идти. Дядя Вася шел, прихрамывая, чуть враскоряку, одетый в длинное пальто с каракулевым воротником, и недопустимо увеличил дистанцию между впереди идущей сообщницей. Возле самой проходной перед ним неожиданно втиснулся какой-то ханыга с бойни. Василий хотел выкинуть наглеца из очереди, но было уже поздно. Вахтерша, услышав магическое слово «три», преградила путь ветерану.


- Попался голубчик! – глаза радостно зажглись. – Не стыдно? Пожилой ведь человек…

Подошел второй охранник. Втолкнули задержанного, в пустую комнату, заперли на засов дверь и вызвали начальника караула. Тот прибежал минут через двадцать.

- Взяли с поличным – доложила вахтерша. – Батон колбасы нес.

- Открывайте – начальник с удовольствием потирал руки. – Сейчас мы этого расхитителя оформим!

Расхититель спокойно стоял посреди пустой комнаты и невинными глазами смотрел сквозь толстые стекла бинокулярных очков.

- Раздевайся!

Пригласили понятых. Василий, начал молча расстегивать пальто…

- Штаны снимай! – начальник строго смотрел на задержанного.

Брюки опустились на пол. Колбасы нигде не было. Обыскали всю комнату, раздели его до трусов. Батон исчез бесследно.

- Неужели съел? – Бабка-вахтерша в изумлении смотрела на раздетого преступника. – Но там же, килограмма два было, не меньше! – оправдывалась она перед начальником.

- Куда оболочку дел? – глаза командира побелели от бессильной ярости. Оболочка вареной колбасы была совершенно несъедобной. Еще раз тщательно осмотрели помещение, проверили Васькину одежду, вывернули все карманы, прощупали швы. Ничего не нашли. Ветеран смотрел на них с нескрываемой усмешкой и молчал. Он вообще был малоразговорчив и побывал за свою жизнь и не в таких переделках. Так ничего от него и не добились. Пришлось отпустить.

- Матерый волчище! – подумал начальник караула. – Надо будет за ним последить…

Случай с Василием прогремел на весь комбинат. Он в одночасье стал знаменитым и уважаемым человеком. Из других цехов подходили незнакомые люди, тепло пожимали руку и недоверчиво косились на Васькин живот. Юные, только после окончания училища жиловщицы, показывали на него, восхищаясь выдержкой и находчивостью героя. Мало того, людская молва приписывала ему те подвиги, которых он не совершал. Прошел слух, что на самом деле вареных батона было два, а жаропрочную оболочку можно безбоязненно съедать, не опасаясь последствий. Говорили также, будто бы ему ничего не стоит вынести через проходную любое количество мясопродуктов, и что якобы у него специальное двойное пальто с потайными карманами.


Эти слухи сыграли с дядей Васей злую шутку, так как теперь за ним следили все мастера и технологи, а на проходной обыскивали в обязательном порядке. Бабке-вахтерше влепили выговор за несообразительность, а начальник караула поклялся отомстить и все-таки взять хитрована с поличным.

В летнее время обвальщики поступали так. Работая во вторую смену, дожидались темноты. Разведчики следили за обстановкой, заранее проверяя, не прячется ли где охранник. Затем набивали мясом или колбасой крепкий мешок или старую фуфайку. Завязывали, и с четвертого этажа, где и находилась обвалка, выбрасывали в окно. До забора было метров десять-пятнадцать, и мешок, немного не долетая, падал возле высоких бетонных плит. Внизу уже ждали принимающие и сразу же перекидывали через забор.

Все происходило очень быстро. Пятнадцать секунд – и мешок уже на той стороне. С появлением в цехе спортсменов – Виктора и Малыша, дело пошло вообще замечательно. Обладая недюжинной силой, они, предварительно раскачав мешок, зашвыривали его сразу за забор в густые заросли акации. Внизу уже никто не дежурил, и риск снизился до самого минимума. После смены мужики обходили забор с той стороны и делили добычу. Иногда сразу шли домой, а похищенную продукцию забирали свои люди, платившие хорошие деньги. Так продолжалось довольно долго и все были довольны. Пока.

Пока с мясокомбината не исчез эшелон с копченой колбасой и тушенкой. Это казалось невероятным. Накладные на двести семьдесят тонн свежей продукции, еще не успели оформить в бухгалтерии, а уже в ночь на седьмое сентября состав беспрепятственно выбрался с территории комбината и проследовал через сортировочный узел в западном направлении. Диспетчеры сопровождали его до станции Каргат, где простояв сутки, поезд двинулся дальше, имея конечной точкой Барабинск. Затем следы эшелона терялись. Тщательные поиски не давали результатов. Лишь через две недели обнаружили дизель-электровоз и семь пустых товарных вагонов, одиноко стоящих в забытом железнодорожном тупике под Убинкой.


Резонанса удалось избежать. Дело старались не раздувать, чтобы не волновать голодный народ. По-тихому разогнали охрану, нескольких заместителей директора, и для убедительности уволили главного инженера, который давно уже надоел всем своим нытьем о чудовищном положении с техникой безопасности и вероятности техногенной катастрофы в связи с периодическими неконтролируемыми утечками аммиака.

А руководитель предприятия, как ни странно, пошел в гору, и через несколько месяцев был избран в депутаты Верховного Совета.

На место непутевой охраны, из поселка Линево примчался казачий эскадрон. Казачество набирало силу в сельской местности. По всей стране, как в старые добрые времена, из поселков и деревень вырастали станицы и курени. Появлялись атаманы Сибирского казачьего войска. Новоявленные казаки с гордостью носили белогвардейскую форму, именуя себя хорунжими и есаулами. Скакали на бешеных конях, размахивая нагайками, и гремели кавалерийскими саблями. Выпустив чубы из-под лохматых кубанок, независимо бродили по территории, засунув руки в карманы широких штанов с красными лампасами. Руководил казачьей братвой суровый подъесаул Хулахупов – багроволицый плотный мужик с неимоверной длины сивыми усами, очень напоминающие моржовые бивни. Он утверждал, что его предок – гетман Хулахуп, бил турка и лихо воевал с крымчанами, и вообще, будто бы в свое время без его одобрения не подписывалась ни одна бумага в Запорожье. В доказательство легитимности происхождения он показывал всем сомневающимся истлевшую от времени родословную с расплывшейся печатью и неразборчивыми подписями.

Казаки поселились в общежитии и быстро навели там армейский порядок, разогнав ухажеров, ужесточив пропускной режим, запретив ночные гулянки и посиделки. Пытались свести с ума местных красавиц, но те только смеялись над их малороссийской речью и деревенскими манерами и закрывали на ключ свои комнаты.

По периметру комбината объезжали дозором конные патрули, имея строгий приказ: хватать и не пущать. Всех тех, кто попадался навстречу, заставляли выворачивать карманы и расстегивать одежду. Несогласных доставляли к вахмистру Подшибякину, который проводил дознание, используя недозволенные методы психологического воздействия, и до смерти запугав добрую половину работников мясоконсервного комбината. Не было пощады ни старикам, ни женщинам.


Но особо лютовал урядник Гриня Недосекин – высокий худой казак, обладатель несоразмерного телосложению грубого баса. Остановив грозным рыком прохожего, звонко хлеща по хромовому голенищу плетью и горяча скакуна, беспрекословным тоном приказывал испуганному человеку предъявить похищенное или приготовиться к досмотру. Каурый рысак напирал грудью, вставая на задние ноги и грозя передним копытом выбить дух из несогласного. Человек в страхе пятился, пугаясь за свою жизнь, и покорно расстегивал пуговицы, с ужасом глядя в выпученные глаза Грини, очень напоминавшего в этот момент разъяренного кентавра.

Буквально за несколько недель воровство практически прекратилось. Люди притаились, выжидая дальнейшего развития событий. Акции с вышвыри-ванием мешков приостановили, ибо всадники контролировали и ту сторону забора, появляясь внезапно и непредсказуемо. Народ приуныл, не зная как теперь быть. Но Малыш проявил немалую находчивость, обнаружив, что другая сторона здания выходит окнами на родильный дом №2, огороженный глухим забором. Правда до него было метров тридцать пять, не меньше, и конечно же мешок нельзя было добросить. Серега объявил, что нужно сделать мощную баллисту и дело обязательно наладиться. На следующий же день без промедления приступили к изготовлению. Купили в аптеке десять пятиметровых рулонов бинтовой резины. Умельцы скрутили два тугих жгута по пять рулонов в каждом. Соединили их двойной кожанкой вырезанной из старых сапог. С каждого конца привязали большие крючки, сделанные из толстого металлического прутка. Крепили крючки к трубам отопления, проходящим по обе стороны оконного проема. Получалось что-то типа детской рогатки, только больших размеров. Малыш называл орудие – баллистой. Было принято решение - сегодня же вечером провести испытание. Послали своего человека дежурить на территорию роддома, и он там слившись со счастливыми молодыми отцами, внимательно следил за сигналом.

Обвальщики сняли раму, закрепили крючки. Серега, завернув в кожанку палку сервелата, с большим трудом отходил назад, растягивая тугие жгуты. На помощь кинулись два добровольца. Схватившись за спины друг друга, они, упираясь в пол скользящими подошвами, продвинулись еще на метр. Когда силы уже были на исходе, Малыш разжал непослушные пальцы. Снаряд кувыркаясь, с огромной скоростью устремился в ночное небо. Убойность баллисты была невероятная. Колбаса улетела метров за семьдесят, мягко приземлившись на крышу роддома. Чудом не попали в светящееся, закрытое плотными шторами окно, за которым наверняка лежали роженицы.


Вторая и третья попытка прошли очень успешно. Хватило и двух человек для натягивания резины. Серега, как опытный наводчик, быстро пристрелялся. Но был подан тревожный сигнал снизу о появлении неприятеля. Орудие сняли, раму приладили на место, и стали анализировать полученные данные. Скорострельность была небольшой, не более двух выстрелов в минуту, а на всю акцию нужно было не менее двадцати минут. Необходим был отвлекающий маневр.

Пожертвовать собой взялся дядя Вася Буторин, давно уже изнывающий без настоящего дела.

Операция началась через несколько дней, в 22.00, когда уже достаточно стемнело. За пять минут до начала, Василий вышел из цеха на территорию и принялся бесцельно болтаться туда-сюда. Он играл роль подсадной утки. Казаки увидели подозрительного человека и на рысях рванули вперед. Василий бросился бежать, уводя преследователей подальше от места проведения операции. Когда его уже стали настигать, он со всех ног кинулся в темневшие возле забора сплошные заросли бурьяна и лопухов. Юркнул в самую гущу и затаился. Казаки видели, что беглец сиганул в непролазные дебри, но ничего не могли рассмотреть.

- Ничего, не уйдет гад! – зазвучал октавой голос Грини Недосекина. – Скачи за подмогой и фонарем! – прорычал он напарнику.

Тот умчался, и через пять минут на место происшествия прибыл весь караул. Осветили фонарями лопухи. Василий осторожно следил, отражая стеклами очков слепящие лучи, и как мог, тянул время.

Сначала его просили по-хорошему покинуть убежище. Но он упорно молчал. Тогда Гриня предпринял попытку прорваться сквозь густые джунгли и силой вытащить нарушителя. Но дядя Вася, сжимая в руке брызгалку с водой, пустил плотную струю прямо в лицо уряднику.

- Брызгается, гад! – Гриня закрыл лицо руками.

- Это кислота. Серная… - отозвался Василий.

- Сволочь! – заревел казак, и все вокруг всполошились, отойдя на всякий случай подальше.

- Что у меня с лицом? – ревел испуганный Гриня.


На него смотрели с жалостью. Кто-то ляпнул:

- Врача надо! – и урядник забился в истерике. Через несколько минут он перестал биться и, размазывая по лицу счастливые слезы, обрадовано возопил:

- Да это же вода, братцы! Вода!

Всей гурьбой кинулись в бурьян, выволокли героя наружу, отобрали брызгалку. Обыскали и тщательно осмотрели все вокруг но, ни следа мясопродуктов не нашли. Заломили ветерану руки и потащили на дознание. Напоследок Гриня больно хлестнул его нагайкой чуть ниже спины. Василий оскалил в усмешке зубы и так сверкнул на урядника полными бешенства глазами, что Гриня здорово струхнул.

Операция прошла успешно. За двадцать минут в ускоренном темпе накидали на территорию роддома сорок семь палок сервелата. Посыльные собрали трофеи в рюкзаки и растворились в сумеречной мгле. Все прошло тихо и аккуратно.

Василия доставили в кабинет к Подшибякину. Он своим упорным молчанием и бесстрашными улыбочками довел вахмистра до нервного срыва. Недозволенные психологические приемы не работали. Полночи бился дознаватель, но Василий только презрительно улыбался и не проронил, ни слова. Так и не удалось узнать, для чего он прятался в лопухах, а главное, зачем он брызнул водой в лицо Недосекину. Ничего не добившись, отпустили восвояси.

Утром доложили о происшествии директору комбината. В качестве вещественного доказательства предъявили пустую брызгалку. Директор долго и внимательно разглядывал оружие.

- Ну и что? – спросил он стоящего навытяжку Хулахупова.

- Вот!.. – объяснил казак.

- Вы что там, все с ума посходили, что ли? – директор разозлился.

- Никак нет.

- Идите – устало махнул рукой начальник. – И заберите это…

Этот поступок поднял рейтинг Василия до небывалых высот. Все понимали, что он человек-кремень. Мужики удивлялись его бесшабашной лихости, а женщины закормили триумфатора домашней сдобой и приглашали его к себе за стол пить смородиновый чай, с уважением угощая карамелью. Ветеран довольно щурился от оказанного доверия и ни от чего не отказывался.


Обвальщики поклялись отомстить Грине и заодно провести новую акцию. Подговорили молодую бойкую жиловщицу Антонину, за которой долго и безрезультатно ухаживал бравый урядник. Объяснили, как нужно сделать, пообещав щедро рассчитаться после операции. Но девушка гордо пояснила, что ради дяди Васи она готова все сделать и без вознаграждения.

В один из дней, когда была вторая смена, на обеденном перерыве накрыли импровизированные столы, достали всякую снедь, выпечку, немного вина, и дружным, небольшим коллективом принялись отмечать день рождения бригадира, не позабыв для маскировки усадить за стол дежурного мастера и технолога. Громко шумели, поздравляя именинника. Девчонки сидели на подоконнике у открытого окна и ждали, когда появиться Грицко со товарищи. Увидев конных казаков, девушки радостно замахали руками призывая подняться на минутку.

Бойцы недоверчиво поглядывали наверх, но юные жиловщицы так настойчиво уговаривали и многозначительно закатывали глаза, так волнительно смеялись и шутили, что Гриня принял решение спешиться. Привязали коней, поднялись на четвертый этаж. Там им на шею бросились, изображающие подвыпивших соблазнительниц, хитрые девицы и, не принимая никаких возражений, потащили за стол. Налили полные бокалы вина.

Малыш произносил длинный двусмысленный тост, отвлекая внимание. Пока казаки, открыв рот, пытались понять застольную речь оратора, девушки незаметно влили им в бокалы по полному пузырьку лекарства «Слабилен». Вообще-то, для достижения эффекта хватило бы и десяти-пятнадцати капель, но Серега, добывший препарат и придумавший всю постановку, велел для верности использовать снадобье полностью. Прижимаясь к охранникам и мило улыбаясь, проследили, чтобы все было выпито до дна. Кормили с ложечки незадачливых вояк, подкладывая самые лучшие куски. Все прошло гладко и незаметно. Перерыв подходил к концу.

Антонина сидела у Грини на коленях и счастливо смеялась, глядя в суровые глаза и предвкушая дальнейший исход. Затем впилась долгим поцелуем, окатив его холодные губы жаркой волной нетерпеливого желания. Гриня чуть с ума не сошел от неожиданной радости. В животе что-то громко булькнуло. Он вновь потянулся губами, но искусительница легко соскользнула и призывно смеясь, бросилась к выходу. Все одобрительно захлопали, поощряя влюбленных, и Гриня кинулся вслед.


Обед закончился, люди неторопливо потянулись к своим рабочим местам.

Казак пробирался крадучись, высматривая в темных закоулках коридора прятавшуюся беглянку. Неожиданно, сбоку, выскочила Антонина и с веселым криком:

- Не догонишь!.. – скрылась за поворотом.

Так, незаметно, она заманила Гриню в огромный холодильник, а сама, прикрываясь висевшими на крючках мясными тушами, выскользнула за дверь. Дежуривший у выхода дядя Вася с недоброй усмешкой закрыл автоматическую дверь, и выключил в холодильнике свет.


Какие муки, какую панику, какой ужас испытал Гриня, метаясь в кромешной тьме, ударяясь и беспрерывно наталкиваясь на мертвые туши животных, не находя выхода и ничего не видя вокруг, можно было только догадываться. Истошные душераздирающие вопли и жалобные призывы о помощи слабо раздавались из-за закрытых дверей. Василий долго слушал, как мечется неприятель. Но вскоре крики стихли, и установилась мертвая тишина. Это начал свое коварное действие «Слабилен», интенсивно расслабляя организм.

Тем временем, оставшиеся два бойца, садились уже на коней, чтобы продолжить дозор, но почувствовали неладное. В животе непрерывно тянуло книзу, не давая и минуты на размышление. Неприятные ощущения усиливались с каждым мгновением, казалось, еще чуть-чуть и что-то лопнет внутри. Казаки стремглав бросились наверх, пытаясь не опоздать. Но мстительные обвальщики закрыли туалет на ключ. Тогда несчастные, позабыв обо всем, ворвались в женский санузел, и надолго заперлись в кабинках.

А в это время, используя мощь баллисты, было сделано девяносто восемь выстрелов. Такого богатого улова не было за всю историю мясокомбината. С лихвой хватило всем участникам операции.

Гриню выпустили только через полтора часа, совершенно окоченевшего, озябшего и раздавленного собственным ничтожеством. Он, конечно, догадался, что Антонина его обманула. Но отчего так сильно прихватило живот?

Следующим утром раздраженные увиденным зрелищем уборщицы, страшно ругались, убираясь в холодильнике…



Впрочем, казачья служба по охране государственной собственности закончилась так же неожиданно, как и начиналась. Совсем незаметно, сверхбдительные воины стали сами подворовывать. Продавали товар желающим, а излишки переправляли в свои станицы. На этом они и погорели.

Автоинспекторы за городом случайно остановили легковой фургон, набитый украденными мясопродуктами. Водителя быстро раскололи, и он рассказал все.

Сообщили кому следует, и решив не возбуждать дела, чтобы не волновать народ, просто тихо избавились от нахлебников.

И опять на проходной знакомые бабки-вахтерши шаловливыми руками обыскивали работников.



следующая страница >>