Сказка о Горшке

Ранний Ельцин обладал магическим воздействием на толпу. Если чувствовал недоброжелательный взгляд, то реагировал мгновенно — вступал в разговор, убеж­дал... Страстность Бориса Николаевича передавалась толпе.

Пришли иные времена. Теперь недовольных собесед­ников шеф избегал. Поворачивался к ним спиной, а ме­стное начальство, непременно присутствовавшее при таких разговорах, затыкало выскочку:

• 
  Чего тебе надо, что ты разорался?!
  

Служба безопасности Президента никогда не отби­рала людей для встреч с Ельциным. Мои сотрудники всегда находились в толпе, но политической цензурой они не занимались: граждане могли спрашивать и гово­рить все, что угодно, лишь бы не представляли физичес­кой угрозы охраняемому лицу. Порой я даже специаль­но провоцировал иного нерешительного человека выс­казать Президенту России правду.

Бывали иногда случаи, когда приходилось бить кого-нибудь по рукам. Например, если местный руководи­тель в порыве подобострастия обнимал шефа за талию. Фамильярность в отношениях с главой государства — вещь лишняя. Ребром ладони я слегка ударял в районе предплечья. Это место чувствительное, и даже после не­сильного удара на время пропадает желание обниматься. «Пострадавший» реагировал правильно: — Извините, я увлекся.

Причем, если к Президенту с лобызаниями лез нор­мальный человек, я тихо, но твердо предупреждал:

— Уберите руки.

И он понимал. Некоторые же не слушали, и прихо­дилось применять отработанный прием. Раньше Ельцин получал заряд энергии от общения с людьми на улице. Мне, правда, надоедало чисто по-че­ловечески (хотя знал, что надо) слушать в разных местах одни и те же его шутки, одинаковые обещания... Но со временем встречи с народом стали раздражать шефа, и он предпочел им поездки за рубеж: беседовать с добро­желательными и сытыми людьми всегда проще и прият­нее.

Наши журналисты начали критиковать российского Президента за тягу к чужим берегам. Борис Николаевич, готовясь к выборам, внял критике, «исправился». Но непосвященные местные власти по-прежнему старались не подпускать к нему недовольных. Хотя накладки слу­чались.

В одном провинциальном городе среди «заранее бла­годарных» пенсионеров затесался ярый противник, член КПРФ. Он в микрофон перечислил многочисленные претензии к Президенту, к демократам и вообще к уст­ройству жизни на Земле, а потом попросил ответить. И кандидат в Президенты Ельцин ответил. Причем так удач­но сострил, что над этим «ходоком» начали смеяться. Эпизод описали все газеты, ответ Бориса Николаевича показали по телевидению. Но в кадр не попали реплики местного начальства. Они между собой выясняли:

• 
  Да как этот горлодер прорвался?! Его же в списках не было!
  

Паниковали, ожидали возмездия за промашку. Случались и курьезы во время таких встреч. Весной 96-го, в разгар предвыборной кампании, мы поехали в подмосковную Апрелевку. В программе значилось воз­ложение цветов к памятнику погибшим за Родину в по­селке Атепцеве. Затем встреча с ветеранами тут же, у обелиска, фотографирование. После торжественной це­ремонии и беседы к Президенту подвели пяти-семилетних малышей. Они были одеты в яркие курточки, улы­бались во весь рот и явно принимали Ельцина за знако­мого дедушку из телевизора. Борис Николаевич рассказал им про внуков: какой у него Борька хороший, какие за­мечательные и красивые Катька с Машкой и как он их любит. Потом с интонацией Деда Мороза поинтересо­вался:

0. 
   А вы помогаете своим родителям?
   
1. 
   Да, помогаем.
   
2. 
   Ну а как помогаем? — не унимался «Дед Мороз».
   
3. 
   Сажаем, травку дергаем, поливаем огород...
   

И тут Борис Николаевич всех взрослых и детей «по­разил»:

—А я вот тоже до сих пор сам сажаю картошку, сам ее собираю. Мы всей семьей это делаем. Каждую весну восемь мешков мелкой сажаем, а потом, осенью, восемь мешков крупной выкапываем. И всю зиму живем на своей картошке.

Детям фантазии понравились. А я сдерживал смех из последних сил и боялся встретиться глазами с Сосков­цом. Иначе бы мы не вытерпели и расхохотались.

У Ельцина все чаще случались приступы безудерж­ного сочинительства. За это мы в своем кругу прозвали его Оле-Лукойе, в честь сказочника из одноименной сказ­ки Г.Х. Андерсена.

Но не всегда старческие причуды вызывали у меня смех. Когда Борис Николаевич придумал про 38 снайпе­ров, готовых расстрелять чеченских террористов в селе Первомайском, я еле сдержал негодование. А Барсуков вынужден был изворачиваться перед журналистами, объясняя им, про каких это снайперов столь правдопо­добно рассуждал Верховный главнокомандующий.

Операция на сердце не избавила Президента от син­дрома Оле-Лукойе. Теперь уже я наслаждался сказками Ельцина по телевизору. Особенно понравилась выдумка про автомобиль ВМ\У седьмой серии, якобы купленный по дешевке, «с рук». Хотелось спросить у Президента, на каком рынке: в Южном порту или в Люберцах — можно приобрести роскошную машину по цене велосипеда?

Когда в школе у внука, среди малолеток Ельцин на весь мир произнес фразу: «ВMW— хорошая машина», мне позвонил приятель-рекламщик и сообщил, что его клиенты из западных фирм одолели вопросом, сколько стоит подобный «слоган» в устах российского Президен­та и кому платить.

Синдром Оле-Лукойе поразил многих в Кремле. На­пример, тогдашний пресс-секретарь Президента Ястр­жембский рассказывал всему миру, как у него чуть не отломилась рука от богатырского рукопожатия шефа. Гипс, правда, не наложили!

...Чем хуже чувствовал себя Президент, тем сильнее раздражали его жаждущие общения граждане. Особенно если кто-то задавал прямые вопросы. Все чаще он пре­рывал встречи:

— Хватит, уходим быстрее в машину.
По дороге шеф возмущался:

— Опять попалась дура, настроение мне испортила на весь день. Вот все ей плохо. Что ей плохо, когда я вижу, что на базаре все есть. Покупай да ешь.

А на что покупать? Зарплаты не платят! Пенсии не выдают!

Вот именно в то время в России родился анекдот: «Скоро, понимашь, каждый россиянин будет иметь собственный дом, собственную машину ВМW, собственный самолет», — говорит Ельцин на встрече с тружениками-избирателями. Вопрос из зала: «А к чему, предположим, мне собственный самолет?» — «Ну, к примеру, э-э... хлеб дают в Калуге, а вы живете в Магадане...»

Незадолго до первого тура выборов здоровье Прези­дента резко ухудшилось. В начале избирательной кампа­нии он действительно выглядел обновленным Ельциным, но перегрузки в работе «съели» его самочувствие.

В Калининграде Президент осилил лишь один пункт программы. В Уфе сокращение мероприятий едва не обернулось скандалом. С утра предстояло посетить за­вод, открыть станцию метро, затем съездить в колхоз. Избиратели ждут, нервничают, а претенденту плохо. Вра­чи с ним поработали, и к полудню следующего дня он немного оклемался. В городе в этот день в торжественной обстановке что-то закладывали. Собралась празд­нично одетая толпа, жителям обещали встречу с Ельци­ным. Но наш кортеж остановился лишь на несколько минут — почетный гость наспех обозначил мастерком закладку памятного камня, и сразу поехали на другое важное мероприятие, устроенное около памятника на­циональному герою Башкирии Салавату Юлаеву. Оттуда тоже быстро уехали. Горожане, конечно, почувствовали и спешку, и скомканность наших визитов.

Поездка в Волгоград была, наверное, единственной, когда мы полностью выполнили программу. Мэр города прием организовал замечательно. Вечером предстояла очередная ответственная встреча с ветеранами. Ее сце­нарий досконально расписали в Москве аналитики из группы Чубайса—Дьяченко. Посмотрев текст, приготов­ленный Ельцину для озвучивания, я подумал, что его сочинили обыкновенные «обновленные» фашисты, что­бы надругаться над мужеством и священной памятью тех, кто выстоял в страшной Сталинградской битве.

Дело в том, что одно из волгоградских оборонных химических предприятий под Ахтубой после конверсии начало выпускать фаллоимитаторы. Изделия эти не пользовались спросом у населения, потому завод бед­ствовал и не выплачивал зарплату работающим там ве­теранам. В кабинете Чубайса придумали, как Ельцину следует выйти из этого щекотливого положения. Он дол­жен был пошутить с ветеранами: дескать, даже я, Прези­дент России, знаю, что вместо денег вам дают зарплату фаллоимитаторами. Но вы еще такие крепкие, вам эти искусственные мужские достоинства ни к чему.

Согласно сценарию, ветеранам следовало попадать со стульев от смеха. Я сохранил этот текст на память как образец высокопрофессиональной деятельности тех, кто выбирал Ельцина отнюдь не сердцем, а... имитаторами.

В Астрахани мы тоже общались с гражданами по сце­нарию тех же специалистов. И на этот раз фантазии раз­работчиков обошлись недешево местной казне. На вто­рой день визита кандидат в Президенты вместе с рыба­ками натужно, перед камерами вытягивал невод из Волги. В сети бились огромные осетры, заблаговременно выра­щенные там до приезда «путинщика». Рыбаки были оде­ты в высокие резиновые сапоги, а шефу — Волга по ко­лено, прямо в модельных туфлях забрел в воду, якобы помогая тянуть мотню, хотя ее вытягивала лебедка.

Потом в рыбацкой избушке все обмывали улов. Выс­тавили на стол горки черной икры, разнообразную рыбу и астраханскую водку. Ельцину на жаре пить противо­показано вдвойне — он становится агрессивным. Но выпили в меру, поэтому за столом с такой кондовой за­куской, слава богу, ничего экстраординарного не про­изошло.

Поблагодарив хозяев, мы сели в Ми-8, чтобы вер­нуться в город; Вместе с Президентом в вертолете нахо­дились глава администрации Астраханской области Гужвин, шеф протокола Шевченко, помощник Корабель­щиков, адъютант Кузнецов...

Мы расселись в салоне друг напротив друга. Я по­смотрел в иллюминатор — красота под нами простира­лась неописуемая. Мы как раз поднимались над право­славным храмом. И вдруг Президент сделал вид, что толь­ко сейчас обнаружил запачканные речным песком туфли. Он медленно задрал ногу и бухнул ее прямо в ботинке на стол.

Равнодушным взглядом я осмотрел туфлю, похожую на котлету в панировочных сухарях, и опять уставился в окно. Растерянный Гужвин, сидевший напротив Ельци­на и не привыкший к подобным «царским фокусам», готов был, по-моему, без парашюта сигануть вниз.

— Ну? — вопросительно изрек Президент.

Все молчали. Он многозначительно посмотрел на меня. Я продолжал любоваться пейзажем. Менять лю­бые атрибуты президентской одежды — привилегия адъ­ютанта.

- Даже глазами не поведет, — зло буркнул шеф.
Опять уставился на ботинок и заорал:

- Адъютант!!!

Тот влетел в салон. Шеф молча указал ему глазами на ботинок.

Полковник Кузнецов с пунцовым, но непроницае­мым лицом снял с шефа испачканную обувь, ее тут же ловко перехватил подоспевший официант Сергей. Вско­ре Президент получил ботинки обратно — блестящие, без единой песчинки.

...Символом грядущей победы на выборах в Татар­стане должен был стать обыкновенный глиняный гор­шок. Все татарские газеты накануне нашего приезда на­писали, что если Ельцин с завязанными глазами сумеет разбить горшок, то непременно выиграет выборы. Мы же о предстоящем испытании узнали только тогда, когда приехали в Казань.

Я спросил своего коллегу Асхата Сафарова:

0. 
   Что вы там задумали с этим горшком?
   

Оказывается, из штаба пришла очередная разработ­ка, учитывающая национальные традиции татар. По од­ной из них, истинный воин, сильный и ловкий, спосо­бен вслепую разбить палкой глиняный горшок. Точное попадание сулит удачу. Теперь Ельцину предстояло ис­полнить роль искусного татарского воина — не глядя, «замочить» любого врага.

Асхат — руководитель Службы безопасности Прези­дента Татарстана Минтимера Шаймиева. На родине его прозвали мини-Коржаковым. Он действительно несколько раз приезжал ко мне в Москву, не стеснялся спраши­вать, поучиться, а в чем-то и подражать, используя наш опыт при организации службы у себя дома. Если мы го­стили в Татарстане, Асхат от меня не отходил. Симпатии были обоюдными.

Мы с коллегой понимали, что с волшебным сосудом обмишуриться нельзя. Не дай бог шефу не справиться с горшком — провал выборов в Татарстане обеспечен. Оппозиция промах раздует, начнет издеваться над не­мощным российским Президентом.

— Александр Васильевич! Не волнуйтесь, попадет наш Президент точно в цель, — успокоил меня Асхат.

Настал час испытания. Ельцину завязали глаза тем­но-зеленой повязкой, бережно повернули его разок на месте и дали в руки шест. Публика замерла, как на кор­риде. Борис Николаевич сразу после раскрутки выбрал правильное направление и медленными шагами напра­вился к горшку. Он осторожно преодолевал бугорки и обходил крохотные ямки. В какой-то момент показалось, что «батыр» сбился с курса. Но один верный шаг вправо исправил ошибку. Президент занес над головой дубину, слегка присел, поднатужился и вдребезги разнес глиня­ную посудину. Народ ликовал!

Повязку моментально сняли с глаз президента, и боль­ше никто и никогда не видел этого лоскута.

Во время испытания я не нервничал, поскольку знал от Асхата: темная ткань была прозрачной. Сквозь нее только слепой мог не заметить горшка.

Генерал-лейтенант милиции Асхат Ахматович Сафаров сегодня — министр внутренних дел Республики Та­тарстан. Кто бы мог подумать» ведь все началось с гли­няного горшка...