girniy.ru |
1
Л. Гармаш К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ И ХАРАКТЕРНЫХ ЧЕРТАХ МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ Сознание современного человека давно уже свыклось с фактом существования такого явления, как массовая культура (или сокращенно масскульт). Существует несколько точек зрения на ее происхождение. Некоторые ученые полагают, что своими истоками массовая культура уходит в далекое античное прошлое, а ее философскую основу составляют близкие по духу учения киренаиков (гедонизм) и эпикурейцев. С такими взглядами можно согласиться в том случае, если рассматривать названные учения антиков скорее не как основу, а как предпосылки появления массовой культуры. Ведь и гедонисты, и эпикурейцы акцентируют внимание на одном из важнейших качеств, присущих массовой культуре – стремлении к удовольствию. Однако тот же основатель киренской школы Аристипп полагал, что мудрец должен наслаждаться удовольствием, при этом не подчиняясь ему, держать свои чувства и потребности под контролем. Что касается массовой культуры, то здесь мы находим совершенно противоположную тенденцию, т.к. в данном случае стремление к удовольствию ничем не сдерживается, а одной из целей массовой культуры является достижение наслаждения путем наименьших затрат энергии и подчинение этой цели человека. Точно так же при внешней схожести обнаруживаются фундаментальные отличия в решении киренаиками и представителями современной массовой культуры проблемы времени. Аристипп считает, что значение имеет только настоящее, потому что только настоящим человек может распоряжаться по своему усмотрению, только над настоящим он властен. Из этого следует, что не стоит сожалеть о прошлом или страшиться будущего. Таким образом, Аристипп создал укромное убежище для человека, в котором тот может свободно распоряжаться своим временем и своими желаниями. Массовая культура это убежище разрушает, лишая человека возможности контролировать как свои желания, так и время. Обращенность масскульта к настоящему и отказ от прошлого и будущего продиктованы, скорее всего, эскейпизмом, попыткой не решить проблемы ввиду их принципиальной неразрешимости, а убежать от них, спрятаться в текущем моменте. Время становится дискретным, оно дробится на мгновения, которые не складываются более во временные последовательности. Каждое такое мгновение становится самодостаточным, а ценность прошлого и будущего сводится к нулю.
Проблема отражения агрессии в произведении искусства не нова. Уже в античности к изображению трагического на сцене относились по-разному. Так, Платон считал, что искусство должно служить религии и укреплению государственного могущества, а жестокие зрелища могут быть опасны для социума, поэтому в искусстве отражение агрессии недопустимо. Аристотель же ввел понятие катарсиса, и хотя он не дал ему точного определения, но в общем можно сказать, что передает оно сущность эстетического переживания, во время которого происходит очищение эмоционального мира зрителя, переживающего и страдающего вместе с героями древнегреческой трагедии. Предполагается, что в процессе переживания реципиент испытывает определенную душевную разрядку и освобождается от негативных эмоций, становясь вследствие этого более возвышенным и благородным. Как известно, в древнегреческом театре не принято было изображать драматические и тем более кровавые столкновения на сцене. О них зритель узнавал либо от вестника, либо от действующих лиц. Сами же события, двигающие коллизию трагедии, как бы происходили за сценой. Со временем положение дел меняется. Не один персонаж трагедии великого Шекспира погиб на глазах у «изумленной» публики. Одна смерть следует за другой с быстротой поистине небывалой. И все же гибель героев классической трагедии, будь то Шекспир, Корнель, Расин или другой автор, воздействует на зрителя не так, как персонажа какого-нибудь фильма ужасов. Нам кажется, что проблема не в том, что современное искусство – литература, театр, кино – переполняет «сверхнасилие», а в том, что зритель (читатель) перестал испытывать то душевное очищение, о котором говорил Аристотель, хотя он, т.е. зритель, по-прежнему сопереживает герою художественного произведения. В результате сопереживание рождает не душевную разрядку, а всплеск негативных эмоций, который в худшем случае выливается в немотивированную агрессию в реальной жизни (примеры нам всем хорошо известны из тех же СМИ). Возникает вопрос – в чем причина этого явления? Поиски ответа на этот вопрос надо начинать, как нам кажется, из рассмотрения той системы ценностей, которая всегда составляет основу любой культуры и определяет идейное содержание, смысл произведения искусства. Сравним двух персонажей – античного, к примеру, Прометея из одноименной трагедии Эсхила и современного «супергероя». Оба героя наделены сверхъестественными способностями и их действия обусловлены благими намерениями - они выступают в роли защитников людей. Эсхил в своей трагедии утверждает нравственное в своей основе мироустройство. Его Прометей непреклонная личность, которая мужественно переносит страдания и не соглашается на примирение со своим мучителем. Происходящее Прометей расценивает как волю судьбы, но это не вызывает у него ощущение своего ничтожества, напротив, судьба возвышает героическую волю, ведет к подвигам и к свободе. От Прометея супергерой отличается прежде всего тем, что он не обременен нравственными страданиями, в его мире все проблемы легко разрешимы, так как супергерой не рефлексирует, он фигура действующая, а не думающая. Если бы ему вдруг пришлось оказаться в положении Прометея, привязанным к скале, то он или предпринял бы какой-либо трюк для своего освобождения, либо фильм закончился бы, не начавшись. Супергерой живет в черно-белом мире, где все однозначно, где любая проблема имеет одно-единственное простое решение. Поэтому внутренний мир героя прост как таблица умножения. Он действует, подчиняясь нескольким принципам, или лучше сказать правилам, и все, чего ждет от фильма или книги зритель – это занимательный сюжет, яркое эффектное зрелище. Герой побеждает своих соперников с помощью хитрости и физической силы, нравственные колебания и тем более душевные страдания есть нечто ему не свойственное, более того, мешающее, чужеродное. В результате огонь в очаге оказывается просто нарисованной картинкой, но, в отличие от Буратино из известной сказки, зритель не находит за картинкой не только двери, но вообще ничего. Как в бизнесе, где прагматизм закономерен, так и в научной, религиозной, художественной деятельности человека ценится только то, что может принести пользу. Связь философии прагматизма с массовой культурой очевидна. Происходит скрытая или явная подмена нравственных категорий материальными. Особенно ярко это проявляется в рекламе, апеллирующей к сфере «коллективного бессознательного» и использующей символические формы для воздействия на поступки людей и формирования определенного мировосприятия. По мнению ученых, символические формы являются носителями кодов вербального и невербального общения, и хотя их интерпретация не остается неизменной благодаря их многозначности, все же можно выделить те смыслы, которые актуальны именно в данный период времени. Так, Дж. Лалл утверждает, что символические формы могут использоваться «религиозными организациями, правительствами, корпорациями, просветительскими институциями, политическими партиями, а также „мейнстримовыми” мас-медиа и культурной индустрией с целью продвижения собственных интересов» [1, с. 145].
|