https://electroinfo.net

girniy.ru 1 2 3 4







Название: «Люша»

Автор: Makoto Ami

Беты:


Жанр: романс

Размер: миди

Саммари: Александр ждет поезд, в котором должен приехать Илья и попутно вспоминает о том, как «единственное условие при котором он может заботиться о парне», изменило его жизнь.

Трогательная история о том, как рождается любовь!

Предупреждения: смерть одного из персонажей и немного мата

Благодарность: Рико-тян за обложку!)

Посвящается: сестре, за то, что вылечила мою душу. Саше и Свете, что остается прекрасной матерью для единственной дочери. Держитесь!!!


Глава 1

Илья Марков


Август 2009:

Приятный женский голос сообщил о прибытии нового поезда. Мое сердце непроизвольно сжалось от волнения, хотя я точно знал, что до прибытия поезда номер 312 оставалось еще сорок пять минут. Еще никогда ожидание не было столь томительным и болезненным. И какого черта, спрашивается, меня дернуло приехать так рано? Мог бы еще раз убраться в квартире, либо сходить в магазин и что-то купить в и так забитый холодильник. Мог бы, но многие «вдруг» заставили сорваться и приехать на вокзал за час до прибытия. Вдруг поезд раньше приедет. Вдруг пробка, и я опоздаю, не встретив вовремя Илью. Было еще много подобных вариантов, и каждое последующее было глупее предыдущего. Даже несмотря на все абсурдные мысли, что-то все же заставило меня сорваться и изо всех ног лететь на другой конец города. Сердце бешено стучало, больно ударяясь о грудную клетку каждый раз, когда женщина объявляла очередной поезд. Мы говорили по телефону совсем недавно, но телефонные разговоры - это словно капелька в океане, когда так неистово хочется обнять и поцеловать.


Я не видел его три месяца…. Три месяца кромешного ада. Пытался загрузить себя по максимуму работой, но вечерами становилось одиноко и пусто. Ей-богу, хоть волком вой! А он всего лишь уехал на лето к родителям. К сожалению, из-за работы я не смог поехать с ним и это жутко меня убивало. Это было самое ужасное лето за все время моего существования. Каждый раз я сходил с ума, думая, как он там, не обидел ли кто. Я был готов бросить все, приехать и глотку за него перегрызть любой мрази, что хоть кривым словом, хоть пальцем тронет. Так всегда было, с самого начала и, пожалуй, с этого все и началось….

Хотя, сейчас это было неуместно. В маленьком городе (куда поехал Илья) все друг друга знали, и никто бы малыша не обидел. Мать у него женщина хорошая и со своего единственного сыночка готова пылинки сдувать. Отец же - мужик с характером, но Илью в обиду тоже не даст. Местная гопота тихая и неприметная: своих не трогали. В общем, волноваться повода не было.

Частые телефонные разговоры сводили нас обоих с ума. Я каждый день зачеркивал дни в календаре, считая, сколько осталось до встречи с моим чудом. Старался как можно реже говорить ему такое тихое и похожее на стон собаки:

- Люшик, я так скучаю.

Он тогда сильно расстраивался, а мне хотелось этого меньше всего. Я пообещал себе две недели назад, что скажу ему это только лично, поскольку в последний раз мой мальчик нехило расклеился. Он тоже скучал, и, возможно, больше чем я. Он нес такую приятную ерунду, что мое сердце сжималось в тисках. Меня переклинило, и я, положив трубку, надолго задумался, пялясь в одну точку.

Я ждал поезд как спасательный круг, как нужную мне дозу наркотика, словно от этого зависело мое дальнейшее существование.

Слова «я скучаю» - это были не просто слова, это была истерика, ломка в каждой клеточке моего тела.

Перестав ходить от одного края перрона к другому, я рухнул на скамейку, улыбнувшись при мысли о том, как дорог стал мне этот человек.



Сентябрь – Октябрь 2008:

Когда я, помнится, будучи уже студентом четвертого курса, пришел на первое сентября, все оставалось прежним. Я и двое моих друзей просто пришли попялиться на первокурсниц. Стоя чуть в стороне от толпы, мы пинали всех, кого считали отбросами нашего университета. Получив строгий выговор от преподавателя, лишь поржали и продолжили унижать тех, кто нам не нравился. А не нравились нам все: начиная от прыщавых очкариков и зубрил и заканчивая университетскими пендовками и красотками - выпендрежницами.

Не замечая никого, я продолжал строить из себя главного задаваку и подонка университета. Я был тем плохим мальчиком, по которому сохла большая часть девушек. Но у меня уже была Катенька, и на всех остальных (явно не посредственных личностей) мне было наплевать. Отношения с ней меня ни к чему не обязывали, и меня это полностью устраивало.

Тогда точно был понедельник: один из самых тяжелых дней недели (после среды, конечно, поскольку тогда пять пар). С самого утра день не задался, и я был зол как черт. Ни Максима, ни Стаса (моих верных товарищей) не было сегодня на занятиях, и я в одиночестве слонялся по коридорам и отшивал назойливых девиц. А тут еще в столовой декан заставил меня поднять свою задницу и отправиться на нудную пару по философии. Я шел медленно, ненавидя все вокруг, на такую же «любимую» пару. Великого Рене Декарта или Фридриха Ницше из меня точно не получится. В дверях на меня налетел какой-то первокурсник.

- Ой, простите, - промычал он и уже хотел удрать прочь, но не тут-то было. Я, не раздумывая, схватил это уродистое чмо за шиворот, впечатал его в дверь и, сразу же отпустив парня, театрально произнес:

- Ой, простите.

Мальчик с рыжими кудрявыми волосами схватился за нос и взвыл от боли, попятившись обратно в аудиторию. Но дело было не в этом прыщавом уроде, а в том, что произошло дальше. Какой-то мальчишка, похожий на маленького чижа, скорее всего однокурсник, решил заступиться за товарища:


- Ты что, оглох?! Он же извинился! – прорычал мелкий, окинув меня гневным взглядом, и схватил рыжего за локоть.

Я осмотрел чудо с ног до головы и усмехнулся. Мне даже бить его перехотелось.

- Думаешь, ты бессмертный, утирок? – открыто издевался я.

- Смертный, такой же, как и ты! – кинул он, засунув салфетку в руку друга.

Кулаки непроизвольно сжались, а улыбка сползла с лица. Но спасло мальчишку то, что в аудиторию зашел преподаватель.

- Алексахин, снова задираетесь к первокурсникам? Учтите, второй потасовки в месяц директор вам не простит.

Рыжий с окровавленным носом успел выбежать из аудитории, а кроха стоял и смотрел на меня, словно впервые видит.

- Ну, чего стоишь и пялишься? Проваливай, пока я добрый, – зашипел ему я, и прошел мимо. Заняв свое место, я поискал глазами паренька, но он уже смылся. Я все-таки решил завтра узнать о новом первокурснике, который так быстро завоевал первое место мальчика для битья. И… забыл.

Дома я долго не пробыл, поскольку, оглядевшись по сторонам и поняв, что делать нечего, собрался и поехал к Катеньке. Бесподобное существо и моя любимая шлюшка. Стерва, но не дура. А иначе бы с такой семьей не поступила бы в университет. Квартиру, в которой жила девушка, оплачивал ей тридцатипятилетний ухажер. Ну и встречались они, конечно, по любви, как сотни подобных пар в Москве. Как шутили Максим со Стасом: «Не насосала, а подарили!»

А дарили много, а учитывая то, что она умела делать в постели, становилось понятно – за что. Блондинка от природы с розовыми ногтями, упругой задницей и хорошей грудью, одним словом кукла, жаль пластмассовая до кончиков волос. Идеал для женатого мужчины с двумя спиногрызами, истеричкой женой и толстым кошельком.

В университет я попал только через день. Стас, заржав с какой-то шутки, в очередной раз поперхнулся соком и забрызгал мне всю рубашку своей слюной. Отвесив ему пару раз по уху, я, матерясь, направился в уборную, уже точно зная, что на пары не вернусь. В туалете мне встретился тот уебищный тип с разбитым носом с первого курса, это сразу напомнило про мальчика для битья.


- Эй, ты, иди сюда, - крикнул ему я, догоняя в коридоре, на что парень развернулся и удивленно указал на себя пальцем, уточняя, к нему ли я обращаюсь.

Раздраженно цокнув языком, бросил ему:

- Да, ты!

Церемониться я с ним не собирался, хотел лишь узнать, что за первокурсник так нагло нарвался на самого Алексахина.

Рыжий испуганно на меня уставился, не сдвинувшись с места.

- Сюда иди, - велел ему я.

Чудовище подошло ближе, и я, схватив его за футболку, припечатал к стенке.

- Фамилия!

- Авдеев, - заикаясь, произнес парень.

- А молокососа, что тебя защищал?

- Не скажу, - испугано ответил он.

- Говори, блядь, а то сейчас размажу по стенке, – зарычал я.

Прыщавый уродец быстро сдал товарища с потрохами.

- Илья Марков!

Я отпустил первокурсника, потеряв к нему какой либо интерес, и пошел в сторону выхода.

« Хмм…значит, Марков Илья», - нахмурил брови я, спускаясь по лестнице.

В моей памяти появилось лицо крохотного шестиклассника из школы, где я раньше учился. Я ясно помнил, как мама рассказывала мне про этого малыша, и то, как тяжело наблюдать, как умирает единственный сын. Тот мальчишка был болен, и его родители пытались найти деньги на дорогостоящую операцию, прося помощи у горожан и школьников нашего маленького городка. Мне было жутко жаль крохотного Илью с неестественным цветом лица и слабым здоровьем. Уже тогда, увидев его, явно меньше и слабее от своих одноклассников, я пообещал, что буду защищать таких как он. Но, увы, я сам стал подонком и сейчас только и делаю, что пинаю слабых и беззащитных. Тогда так получилось, что меня, как деятеля школы и лучшего ученика девятого класса, попросили подтянуть Илюшу в учебе. Поскольку он жил в соседнем доме, я охотно согласился помогать и присматривать за мальчишкой. Но это оказалось настолько тяжело…. Полгода я наблюдал, как по крупицам уходила жизнь из его глаз, которые еще не узнали истинного значения слова «жизнь». Несмотря на все беды, что выпали на его судьбу, он был добрым и отзывчивым. Охотно рассказывал всем, что хочет быть похожим на гордость школы Алексахина. Тогда Люша (так его звали все во дворе) звал меня исключительно по имени - Саша, хотя большинство только по фамилии. Илья даже плакал, когда я уезжал в Москву на учебу. Позже я узнал от матери, что деньги все-таки собрали. Операция прошла успешно, и теперь парнишка идет на поправку. Так, со временем, я и вовсе забыл о событиях четырехлетней давности. Забыл, но, узнав имя и фамилию, вспомнил Люшу. Это без сомнений был он.


Ни на следующий день, ни до конца недели, я не видел его. То ли он летал по кабинетам, что его нельзя было выловить, то ли еще где-то пропадал. Но, поспрашивав, я узнал, что пары мальчишка не прогуливает, и, честно говоря, испытал гордость за Илюшу.

В понедельник я специально пошел на философию, но и тут его застать не удалось. Шустрый, однако, малый.


Август 2009:

Знал ли я тогда, что этот мальчик станет смыслом моего существования? Я и предположить подобное не мог! Знал ли о том, что этот юноша еще с детства был влюблен? И, повзрослев, разобрался в пугающих его чувствах? Смеетесь?! Знал ли я, что два года он следил за моей жизнью по фотографиям в интернете и специально, адским трудом, поступил в тот же университет, где учился я? Нет! Я не знал ровным счетом ничего. Да если б знал это тогда, все бы сложилось совсем иначе, и я, наверное, не сидел бы сейчас на скамейке, дожидаясь Илюшу. Как говорится:

«Правда хороша - когда для нее время. Нельзя сказать ее чуть ранее или чуть позже….»

Да. И я этим полностью согласен.


Глава 2

Пьетро Креспи


Сентябрь 2008:

В среду, после пятой пары я устало плелся в фойе по опустевшему коридору:

- О, моя удача!

Шоркая ногами, с опущенной головой шел Марков. Вид у него был не самый лучший, и меня сразу накрыла волна тревоги, вдруг обидел кто. Он хоть и был дерзким и прямолинейным, но дать сдачи ребятам постарше вряд ли смог бы. Услышав чьи-то шаги, парень поднял голову и, разумеется, увидел меня. Он остановился и, прижавшись спиной к стене, стал сосредоточенно копаться в сумке, мол, что-то очень важное ищет. Наверное, мальчишка думал, что я просто пройду мимо, но не тут-то было. Я остановился и встал напротив парня. Тот, перестав перерывать содержимое сумки, поднял на меня свои глаза. По его взгляду я и понял, что он знает, кто стоит перед ним.


- Марков, значит, - спокойно произнес я, стараясь не напугать первокурсника. Мальчишка весь сжался и выпустил из рук сумку. Она упала, и из нее вывалилось все содержимое. Парень тут же засуетился, стал подбирать тетради и учебники. Я сделал то же и, взяв в руки несколько тетрадок и пару книг, поднялся и прочитал вслух название верхней.

- «Сто лет одиночества» Габриель Маркес.

Мальчишка тут же вырвал их с моих рук, и кинув пренебрежительное:

- Спасибо, - хотел слинять, но я схватил его за запястье, не позволяя сбежать. Илья развернулся и застыл, испугано уставившись на меня. Я спохватился и отпустил парня. Марков прижал к груди отобранные книги, словно это был не обыкновенный роман, а что-то очень дорогое для него, как минимум, дневник.

- Тебя никто не обижает? - спокойно поинтересовался я, засовывая руки в карманы джинсов.

Марченко покачал головою.

- Если будут трогать, говори сразу, а то потом поздно будет, - добавил я без единой мысли посмеяться либо обидеть Илью. Но мальчишка возмущенно надулся и уже хотел что-то сказать, но я его опередил:

- Если не хочешь повторить судьбу своего рыжего друга, слушай, что говорю. Я прекрасно знаю порядки и плохого тебе не посоветую.

После этих слов я развернулся и пошел прочь, чувствуя спиной его взгляд. Отойдя от парнишки шагов на семь, услышал, как Илья окликнул меня по имени:

- Саш!

Я обернулся. Он по-прежнему стоит там же, где и был.

- Спасибо, - крикнул парень, и, развернувшись, быстро пошел в противоположную сторону, вызвав у меня улыбку.

«Значит, еще помнит», - мысленно отметил я, спускаясь вниз в фойе, где меня дожидались друзья. И тут же выкинул все из головы, просто забыл.

После этого я стал чаще видеть Маркова в коридорах университета. Иногда разговаривали и, в итоге, стали вдвоем прогуливать пятую пару в среду. Мы просто сидели на одном из двух имеющихся подоконников в коридоре второго этажа и разговаривали. Эти два окна облюбовали все студенты, но после четвертой пары (особенно в среду) тут никого не было. Мы садились друг напротив друга и говорили о жизни, учебе, друзьях. Смеялись и жевали купленные в столовой на первом этаже бутерброды. Я помогал ему с учебой. Как и раньше, он плохо понимал математику. Мы стали близкими друзьями, и это было здорово. Впервые за всю свою студенческую жизнь, мне было интересно просто пообщаться с человеком, а не тупо ржать, издеваясь над первокурсниками. С ним было легко и просто, без масок и яда.


Но не обходилось и без инцидентов. Дважды пришлось заехать в ухо одному третьекурснику, что нехило так наехал на кроху. После этого все знали, что обидеть Маркова - это подписать себе смертный приговор. А за эту драку я оказался у директора в кабинете и тот пообещал вытурить меня из универа, если подобное повторится. Теперь мне нужно было держать себя в руках, ведь наш директор был мужик слова, и злить его лишний раз было крайне опасно.

Причины моего поведения не могли объяснить даже мои друзья. Они пожимали плечами и разводили руками, мол, пусть делает что хочет. Весь институт угрожающе молчал, но упрекать никто пока что не осмеливался.

Первым, кого слишком стало волновать мое тесное общение с Илюшей, стал мой друг Максим. Мы сидели в столовой, поскольку нашу пару отменили. Кроме нас в дальнем углу сидела еще она пара, но им было откровенно на нас пофиг.

- Слушай, друг, - начал он, сворачивая пополам салфетку на столе, - тут малость слухи разгулялись.

- Ну, и какие? - устало поинтересовался я.

- Насчет того первокурсника, что за тобою таскается всюду. Илья, кажись, зовут.

- А что с ним не так? – холодно спросил я, подняв бровь от удивления.

- Поговаривают, что ты с ним спишь.

Услышав такое заявление, я поперхнулся чаем, который в этот момент пил, и все что не успел проглотить, полилось изо рта на одежду.

- Блядь, - откашливаясь, произнес я. Взяв на соседнем столике пару салфеток, я обратился к другу, ожидающему ответа:

- Максим, тебе не кажется это перебор? Если узнаю, какая блядина такое говорит - язык вырву. И потом, меня вполне устраивает Катя, - закончил я, все еще вытирая одежду.

- Ну, смотри сам, - пожал плечами друг.

- Макс, Марков мой друг детства. В одном дворе росли, только он младше меня на четыре года. Если ты считаешь, что старых приятелей могут объединять только пидорастические наклонности, то хочу тебя обрадовать, ты тоже гей.


- Ладно, не кипишуй, - улыбнулся друг, похлопав меня легонько по плечу, - мне насрать, с кем ты спишь, просто, как друг обязан был рассказать.

- Спасибо, дружище.

И на этом наш разговор закончился и, наверное, Максим и вовсе забыл о разговоре…

Я же не забыл.

Это не давало мне покоя, хотелось пойти и спросить напрямую. Хотя это и были просто слухи. Скорее всего, обычная клевета. Но я не привык теряться в догадках. Мне было свойственно ставить вопрос прямо. Доходило вплоть до того, что, придя в очередной раз к Кате, я бросал ей сухое:

- Будешь раздеваться?

Если ответ был «Нет», я тут же уезжал. Говорить со шлюшкой мне было не о чем, да и встретиться с ее ухажером у меня желания тоже не было. Ей, содержанке богатенького толстого дяденьки, нужен был хороший секс, впрочем, как и мне. Мне было плевать, что она думает, когда я ухожу утром, не сказав ни слова, или как она реагирует на самом деле на мои подколки в университете. А вот то, что говорят о первокурснике, меня очень даже волновало. Но задать вопрос, глядя ему в глаза, я не мог и все терялся в догадках, откуда появилось это смятение.


Август 2009:

Я тяжело вздохнул, устало потерев лицо ладонями. Девушка снова объявила о прибытии очередного поезда.

- Нет, это не мой, – прошептал я, услышав другой номер.

Я внимательно вслушивался в слова девушки, каждый раз тяжело вздыхая. Интересно, сколько времени прошло и сколько осталось? Хмм…философский вопрос, как по мне.

Я могу применить его к поезду, которого жду с трепетом в душе, и, посмотрев на циферблат, точно ответить, что осталось тридцать две минуты. А могу применить к своей жизни, но сказать, даже примерно, сколько мне осталось я не смогу. Никакие часы не способны показать мне этого времени.

Хотя я могу подсчитать количество прожитых мною счастливых дней за все мои двадцать два года жизни. Детство, школа, университет и главное счастье – Илюша. Я счастлив, ведь могу дарить свое тепло и получать в ответ тоже. Я не одинок, как герои его любимого романа «Сто лет одиночества». Но у меня, как у Ребекки, свой «мешок с костями», и кладбища, где можно было бы его зарыть, пока не существовало.



Октябрь 2008:

Вечером, когда звонок сообщил о начале пятой пары, я попрощался со своими друзьями и отправился на второй этаж. Там на подоконнике уже сидел Марков, пристально смотря в окно. Я подошел ближе и увидел, как мои друзья, веселясь, выходят из-за ворот университета. Стас, взяв охапку листвы, кинул ее в Катеньку и та, на высоченных каблуках, отскочила, размахивая сиреневым зонтиком и грозясь выколоть кому-то глаз. Асфальт был мокрым от недавно прошедшего осеннего дождя, а кое-где к нему прилипла пожелтевшая листва. Деревья, посаженные на территории университета, полыхали в неистовом пламени, завораживая и притягивая взгляды. Все это вызывало необъяснимое чувство одиночества и пустоты внутри. Куда все девалось? Где, в конце концов, душа, наполненная эмоциями, или мысли, что вертелись в голове, пока я поднимался на второй этаж? И, самое главное, куда подевалось искрометное желание жить?

- Саш, а почему ты не с ними? – спросил парень, не отрывая взгляда от удаляющихся фигур.

- У меня еще одна пара, - пожал плечами я, забираясь на подоконник. Но я понял, что сказал совсем не то, что нужно было. Мне нравилось проводить с ним время даже больше, чем со своими друзьями. А это «еще одна пара» звучало как «я бы пошел с ними, если бы был выбор».

- Сегодня давай просто помолчим и не будем ничего друг у друга спрашивать, - произнес Марков, все еще глядя в окно.

- А я, напротив, хочу поговорить.

- О чем? - удивился мальчишка, наконец, посмотрев на меня.

- У тебя девушка есть?

Марков поднял бровь от удивления, и, отвернувшись обратно к окну, произнес короткое:

- Нет.

- Правильно, Марков, тебе об учебе нужно думать, - попытался отшутиться я, на что Илья лишь криво усмехнулся.

- А любишь кого-то?

Я сразу сообразил, что сболтнул лишнее. Но Илья, к моему большому удивлению, не покраснел, а лишь тяжело вздохнув, ответил:


- Люблю.

У меня все сжалось внутри, словно он сказал не «люблю», а «умер». В любом случае я не понимал значения обоих слов. Не понимал, в смысле, не переживал я никогда таких эмоций, и поэтому не мог понять. Я был слишком циничен, чтобы верить в любовь, и слишком самовлюблен, чтобы скорбить по кому-либо.

Хотя я просто никогда не любил и никогда не терял, поэтому понять мне было не дано.

- Почему так тяжело вздыхаешь? – поинтересовался я.

- Этот человек никогда не узнает о моих чувствах. Меня не поймут, ведь любовь сейчас никому не нужна. Для меня лучше остаться одиноким, чем непонятым.

- А разве это не одно и то же? Не думаешь, что лучше сказать ей? – поинтересовался я, специально выделяя «ей», и при этом внимательно наблюдая за его реакцией. Но парень и ухом не повел, продолжая смотреть в окно. Я, чуть помолчав, продолжил:

- А вдруг человека не станет, ты будешь жалеть, что не сказал? Тебе нужно открыться и дать человеку время. Сам же не сразу понял - что любишь. Возможно, она одумается и все наладится.

- Если я буду наверняка знать, что этому человеку плевать на меня, то смысла жить дальше не будет, не будет азарта. Иногда лучше не знать правду…

«Черт! Почему все так пессимистично? Парень, что у тебя в голове творится?» - подумал я, смотря на Маркова.

- А ты, - спросил Илья, посмотрев на меня, - веришь в любовь?

- Нет. Любви нет, и я в нее не верю точно так же, как и в старинные сказки. Любовь придумали больные писатели, что пишут стихи. Это глупый повод для суицидников и тупое объяснение всех человеческих недугов. Человек слишком эгоистичен, чтобы винить в чем-то себя, вот и нашли причину - любовь.

А потом мы молчали, каждый погрузившись в свои мысли. Марков ничего не ответил и просто дальше пялился в окно.

После мы не вспоминали об этом разговоре - забыли. Но я заметил, что после него в Илье что-то сломалось. Что-то крайне важное, поломка чего была несовместима с жизнью. Мне казалось, будто именно я это «что-то» и сломал. Возможно, задел своими словами? Что было не так? Меня до жути пугало то, что я видел. Словно он снова шестиклассник, жизнь которого по крупицам тает. Как меркнут глаза и как медленно, но уверенно, леденеет его душа. Мне было действительно страшно, и я не знал, как ему помочь. Была ли причина во мне или это было мое наваждение? Как спасти душу от неминуемого ада? Он был так же близко, мы встречались каждый день, но его не стало рядом, осталась только жалкая оболочка. Красивая, но без души, словно ее аккуратно вырезали, как раковую опухоль. И зашили дыру обратно, не оставив следов.


На досуге я взялся читать тот роман, что впервые увидел у Маркова. Как-то Илья сказал, что это его любимая книга, и мне захотелось ее прочесть. Я вчитывался в каждую строчку, составляя из кусочков целостную картину семьи Буэндиа. Всем было предначертано судьбой жить в одиночестве. Одним из любимых героев Маркова был Пьетро Креспи. Этот итальянец, не потерпев отказа от возлюбленной Амаранти, покончил жизнь самоубийством. Его любовь была сильнее всего на белом свете. Второго ноября его нашли со вскрытыми венами в магазине, где били все часы, играли все шкатулки и горели все лампы. Его возлюбленная Амаранта должна была носить ожоги на руке до самой смерти, как символ угрызений ее совести. Мне казалось это все пустым бредом, но что-то все же не давало покоя.

Мысли о том, что Илья мог думать так же, меня пугали и не давали спокойно спать. Отложив книгу в сторону, я собрался и поехал к Катеньке, искать тепла и утешения. Но ни того, ни другого я, разумеется, не получил.


Август 2009:

Когда я понял, что люблю? Я не заметил этого момента. Мне не удалось поймать тот миг, когда она пришла, не постучавшись. Просочилась сквозь пальцы, словно вода, и медленно впиталась в мое тело. Она отравила меня.

Наверное, это случилось тогда, когда понял, что боюсь прикоснуться к Люше. Панически боюсь сделать больно или еще хуже - потерять. Мой страх был столь велик, что кровь в жилах леденела. Я впервые за много лет почувствовал себя ребенком. Но в тоже время мне хотелось сделать все, чтобы Люш был счастлив. Подарить все, лишь бы не видеть, как меркнут глаза. Не видеть, как я его теряю и не могу с этим ничего поделать….



следующая страница >>