https://electroinfo.net

girniy.ru 1

Фридрих Ницше


Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей.


Какие преимущества представляла христианская мораль-

ная гипотеза?

1) Она придавала человеку абсолютную ценность, в про-

тивоположность его малости и случайности в потоке станов-

ления и исчезновения.

2) Она служила адвокатам Бога, оставляя за миром, не-

смотря на страдание и зло, характер совершенства, включая

сюда и «свободу» — зло являлось полным смысла.

3) Она полагала в человеке знание абсолютных ценно-

стей и тем давала ему нечто важнейшее для адекватного по-

знания.

4) Она охраняла человека от презрения к себе как к че-

ловеку, от восстания с его стороны на жизнь, от отчаяния в

познании: она была средством сохранения.

In summa: мораль была великим средством для проти-

водействия практическому и теоретическому нигилизму.

5. Но среди тех сил, которые взрастила мораль, была прав-

дивость: она в конце концов обращается против морали, от-

крывает ее телеологию, ее корыстное рассмотрение вещей,—

и вот постижение этой издавна вошедшей в плоть и кровь

изолганности, от которой уже отчаялись отделаться, дей-

ствует как стимул.

Мы констатируем теперь в себе потребности, насаж-

денные долгой моральной интерпретацией, они представ-


ляются нам ниже потребностью в неправде; с другой сто-

роны, с ними, по-видимому, связана ценность, ради кото-

рой мы выносим жизнь. Этот антагонизм — не ценить того,

что мы познаем, и не быть более в праве ценить ту ложь, в ко-

торой мы хотели бы себя уверить,— вызывает процесс раз-

ложения.

6. Антиномия вот в чем: поскольку мы верим в мораль, мы

осуждаем бытие.

7. Высшие ценности, в служении которым должна была бы

состоять жизнь человека, в особенности тогда, когда они

предъявляют к нему самые тяжелые и дорого обходящие-

ся требования, эти социальные ценности — дабы усилить их зву-

чание, как неких велений Божьих,— были воздвигнуты над

человеком как «реальность», как надежда, как «истинный»

и грядущий мир. Теперь, когда выясняется низменный ис-

точник этих ценностей, то и вселенная представляется нам

обесцененной, «бессмысленной»… но это только переходное

состояние.

8. Нигилистический вывод (вера в отсутствие ценностей)

как следствие моральной оценки; эгоистическое ненавистно

нам (даже при сознании невозможности неэгоистического);

необходимость нам ненавистна (даже при сознании невозмож-

ности liberum arbitrium’a1 и «умопостигаемой свободы»).

Мы видим, что не достигаем той сферы, куда были вложе-


ны ценности, но тем самым та другая сфера, в которой мы

живем, еще ни мало не выиграла в ценности: напротив того,

мы устали, ибо потеряли главное наше побуждение. «Досе-

ле напрасно!»

9. Пессимизм как форма, предшествующая нигилизму.

10. Пессимизм как сила — в чем? В энергии его логики, как анар-

хизм и нигилизм, как аналитика.

Пессимизм как упадок — в чем? Как изнеженность, как кос-

мополитическая сочувственность, как «tout comprendre»1 и

историзм.

Критическая напряженность: крайности выступают впе-

ред и получают перевес.

11. Логика пессимизма — что влечет ее к крайнему нигилизму? По-

нятие отсутствия ценности, отсутствия смысла: поскольку

моральные оценки скрываются за всеми другими высоки-

ми ценностями.

Результат: моральные оценки суть обвинительные приго-

воры, отрицания, мораль есть отвращение от воли к бытию

12. [Падение космологических ценностей]

1.

Нигилизм как психологическое состояние должен будет на-

ступить, во-первых, после поисков во всем совершающем-

ся «смысла», которого в нем нет: ищущий в конце концов

падает духом. Нигилизм является тогда осознанием долго-


го расточения сил, мукой «тщетности», неуверенностью, от-

сутствием возможности как-нибудь отдохнуть, на чем-ни-

будь еще успокоиться — стыдом перед самим собою, как буд-

то самого себя слишком долго обманывал… Искомый смысл

мог бы заключаться в следующем: «осуществление» некое-

го высшего нравственного канона во всем совершающем-

ся, нравственный миропорядок; или рост любви и гармо-

нии в отношении живых существ; или приближение к со-

стоянию всеобщего счастья; или хотя бы устремление к

состоянию всеобщего «ничто» — цель сама по себе есть уже

некоторый смысл. Общее всем этим родам представлений

предположение, что нечто должно быть достигнуто самим

процессом — и вот наступает сознание, что становлением

ничего не достигается, ничего не обретается… Следователь-

но — разочарование в кажущейся цели становления как при-

чина нигилизма: разочарование по отношению к вполне оп-

ределенной цели, или вообще, сознание несостоятельнос-

ти всех доныне существующих гипотез цели, охватываю-

щих собой весь путь «развития» (человек более не соучастник,


тем паче — не средоточие становления).

Нигилизм как психологическое состояние наступает,

во0вторых, тогда, когда во всем совершающемся и подо всем

совершающимся предполагается некая цельность, система,

даже организация: так что душа, жаждущая восхищения и

благоговения, упивается общим представлением некото-

рой высшей формы власти и управления (если это душа ло-

гика, то достаточно уже абсолютной последовательности и

реальной диалектики, чтобы примирить ее со всем…). Ка-

кое-либо единство, какая-либо форма «монизма»: и как по-

следствие этой веры — человек, чувствующий себя в тесной

связи и глубокой зависимости от некоего бесконечно пре-

вышающего его целого — как бы modus1 божества… «Благо

целого требует самопожертвования отдельного»… и вдруг

такого «целого» нет! В сущности человек теряет веру в

свою ценность, если через него не действует бесконечно

ценное целое: иначе говоря, он создал такое целое, чтобы

иметь возможность веровать в свою собственную ценность.

Нигилизм как психологическое состояние имеет еще

третью, и последнюю, форму. Если принять те два положения,


что путем становления ничего не достигается и что под всем

становлением нет такого великого единства, в котором ин-

дивид мог бы окончательно потонуть, как в стихии высшей

ценности, то единственным исходом остается возможность

определить весь этот мир становления как морок и измыс-

лить в качестве истинного мира новый — потусторонний на-

шему. Но как только человек распознает, что этот новый

мир создан им только из психологических потребностей и

что он на это не имел решительно никакого права, возни-

кает последняя форма нигилизма, заключающая в себе неве-

рие в метафизический мир,— запрещающая себе веру в истин-

ный мир. С этой точки зрения реальность становления при-

знается единственной реальностью и воспрещаются всякого

рода окольные пути к скрытым мирам и ложным божествам

но с другой стороны этот мир, отрицать который уже более

не хотят, становится невыносимым

Что же в сущности произошло? Сознание отсутствия

всякой ценности было достигнуто, когда стало ясным, что ни

понятием «цели», ни понятием «единства», ни понятием «ис-


тины» не может быть истолкован общий характер бытия.

Ничего этим не достигается и не приобретается, недоста-

ет всеобъемлющего единства во множестве совершающе-

гося: характер бытия не «истинен», а ложен… в конце кон-

цов нет более основания убеждать себя в бытии истинного

мира… Коротко говоря: категории «цели», «единства», «бы-

тия», посредством которых мы сообщили миру ценность,

снова изымаются нами — и мир кажется обесцененным

Самый общий признак современной эпохи: невероятная убыль

достоинства человека в его собственных глазах. Долгое вре-

мя он вообще — средоточие и трагический герой бытия;

затем он озабочен по меньшей мере тем, чтоб доказать свое

родство с решающей и ценной в себе стороной бытия — так

поступают все метафизики, желающие удержать достоин-

ство человека верою в то, что моральные ценности суть кар-

динальные ценности. Кто расстается с Богом, тот тем креп-

че держится за веру в мораль.

Наш пессимизм: мир не имеет всей той ценности, ко-

торую мы в нем полагали,— сама наша вера так повысила


наши стремления к познанию, что мы не можем теперь не

высказать этого. Прежде всего он является в связи с этим

менее ценным, таким мы ощущаем его ближайшим обра-

зом,— только в том смысле мы пессимисты, в каком твердо

решили без всяких изворотов признаться себе в этой пере-

оценке и перестать на старый лад успокаивать себя разны-

ми песнями и ублажать всяческой ложью.

Именно этим путем мы и обретаем тот пафос, который

влечет нас на поиски новых ценностей. In summa: мир имеет,

быть может, несравненно большую ценность, чем счита-

лось,— мы должны убедиться в наивности наших идеалов и

увидеть в сознании, что давая миру наивысшее истолкова-

ние, не придали нашему человеческому существованию да-

же и умеренно соответствующей ему ценности.

Что было обожествлено? Инстинкты ценности, господ-

ствовавшие в общине (то, что делало возможным ее даль-

нейшее существование).

Что было оклеветано? То, что обособляло высших людей

от низших, стремления, разверзающие пропасти.

Существует глубокое и совершенно неосознанное вли-


яние декаданса даже на идеалы науки — вся наша социоло-

гия служит доказательством этого положения. Ей можно по-

ставить в упрек, что она знакома по опыту только с формой

упадочного общества и неизбежно осуждена принимать свои

собственные упадочные инстинкты за норму социологи-

ческого суждения.

Клонящаяся к упадку жизнь современной Европы форму-

лирует через эти суждения свои общественные идеалы, ко-

торые разительно похожи на идеалы старых, отживших рас.

Поэтому стадный инстинкт, завоевавший теперь вер-

ховенство,— представляет нечто в корне отличное от ин-

стинкта аристократического общества — ведь от ценности еди0

ниц зависит то или другое значение суммы… Вся наша со-

циология не знает другого инстинкта, кроме инстинкта

стада, т. е. суммированных нулей, где каждый нуль имеет «оди-

наковые права», где считается добродетелью быть нулем…

Оценка, с которой в настоящее время подходят к раз-

личным формам общества, во всех отношениях сходна с

той, по которой миру придается большая ценность, чем вой-


не, но это суждение антибиологично, оно само порождение

декаданса жизни… Жизнь есть результат войны, само обще-

ство средство для войны… Господин Герберт Спенсер как

биолог — декадент, таковым же является и как моралист (ви-

дя в победе альтруизма нечто желательное!!!).

Высшие точки подъема

культуры и цивилизации не совпадают: не следует обманы-

ваться в вопросе о глубочайшем антагонизме между культу-

рой и цивилизацией. Великие моменты культуры всегда бы-

ли, морально говоря, эпохами испорченности; и с другой сто-

роны, эпохи преднамеренного и насильственного укрощения

зверя-человека (цивилизации) были временами нетерпимо-

сти по отношению к наиболее духовным и наиболее смелым

натурам. Цивилизация желает чего-то другого, чем культу-

ра — быть может даже чего-то прямо противоположного.